Эмиль из Леннеберги

Ка- залось, стая хищных зверей набросилась на миски, блюда и подносы. Ма- ленькая Ида понимала, что так жадно едят лишь изголодавшиеся люди, но это все равно было ужасно. Она дернула Эмиля за рукав и зашептала ему на ухо, чтобы никто не услышал:

- Ты уверен, что опять не напроказничал? Вспомни-ка, ведь завтра к нам приедут гости из Ингаторпа!

- Они и так толстые, хватит с них! - спокойно ответил Эмиль. - Куда лучше, если еда достанется тому, кому она и вправду нужна.

Но все же он немного испугался, так как, судя по всему, к концу пир- шества не останется и полпальта. То, чего гости не могли съесть, они распихивали по карманам и сумам, блюда и миски опустошались в мгновение ока.

- Ну вот, я слопал грудинку, - вымолвил Калле-Лопата, дожевывая пос- ледний кусочек.

- А я слопала селедочный салат, - сказала Пройдоха-Фия.

Они говорили "слопал", "слопала", и это значило, что они съели все до крошки и что на блюде было пусто.

- Теперь мы слопали все дочиста, - сказал в конце концов Приду- рок-Никлас, и правдивее этих слов он никогда в жизни не произносил.

Вот почему это пиршество прославилось на долгие времена как "великое опустошение Каттхульта", и о нем, к твоему сведению, долго не прекраща- лись толки как в Леннеберге, так и в других приходах.

Лишь одно блюдо оставалось нетронутым - целиком запеченный молочный поросенок. Он лежал на столе и печально глядел своими сахарными квадра- тиками вместо глаз.

- Чур меня, нечистая сила, упаси и помилуй! Поросенок похож на кро- шечное привидение, - сказала Пройдоха-Фия. - Я и прикоснуться к нему бо- юсь.

Ни разу в жизни не пришлось ей видеть запеченного целиком молочного поросенка, да и другим беднякам тоже не выпадало такого случая. Поэто- му-то и оробели они перед ним и даже не дотронулись до него.

- У вас случайно не осталось больше колбасы? - спросил Калле-Лопата, когда все блюда были уже пусты.

И тогда Эмиль ответил, что на всем хуторе уцелела лишь одна колбаска, да и та насажена на колышек, который торчит из его волчьей ямы. Там она и останется как приманка для волка, которого он с нетерпением ждет, поэ- тому ни Калле и никто другой ее не получит.

Но тут Виберша всполошилась.

- Блаженная Амалия! - запричитала она. - Про нее-то мы совсем забыли!

Она растерянно поглядела по сторонам, и взгляд ее остановился на по- росенке.

- Пусть уж он достанется Амалии, а? Хоть он и похож на привидение! Как скажешь, Эмиль?

- Ладно, пусть ей будет поросенок, - со вздохом согласился Эмиль.

Тут бедняков так разморило от еды, что они не могли шевельнуться, а дотащиться до своей лачуги у них просто не хватило бы сил.

- А что, если взять дровни? - предложил Эмиль.

Сказано - сделано. На хуторе были дровни - длинные и вместительные сани. На них можно было увезти сколько угодно стариков и старушек, даже отяжелевших после такого угощения.

Наступил вечер, зажглись звезды. В небе светила луна, а вокруг лежал пушистый, только что выпавший снег. Стояла мягкая зимняя погода - чудес- ная пора для катания на санках.

Эмиль и Альфред заботливо рассадили гостей на дровнях. Спереди воссе- дала Виберша с поросенком, затем по порядку все остальные, а сзади - Ида, Эмиль и Альфред.

- Эй, поехали! - скомандовал Эмиль.

Сани быстро заскользили по склону холма. Ветер свистел в ушах, и ста- рички и старушки кричали от восторга - уже так давно они не катались на санках! Ой как они кричали! Лишь один поросенок молча несся, как приви- дение, в лунной ночи на руках у старой бабки и таращил немигающие глаза.

Ну а старостиха, что делала она? Об этом ты сейчас узнаешь. Я хотела бы, чтобы ты ее увидел, когда она возвращалась домой после прогулки за сырными лепешками в Скорпхульт! Вот она в серой шерстяной шали, толстая и довольная, подходит к дому, достает ключ, вставляет его в замочную скважину и посмеивается при мысли, что сейчас увидит своих покорных и запуганных бедняков. В самом-то деле, должны же они наконец уразуметь, что хозяйка здесь она - одна над всеми!

Она поворачивает ключ, переступает порог и входит в сени... но почему такая тишина? Спят они, что ли, или сидят и смотрят хмуро исподлобья? Луна заглядывает в окно и освещает все углы дома, но почему же ни одной живой души не видно? Потому что в доме никого нет! Так-то, Командорша, нет там ни одной живой души!

Тут ее пробирает дрожь, она вся дрожит как осиновый лист: еще никогда в жизни ей не было так страшно.