Эмиль из Леннеберги

ваться, пастор весьма дружелюбно спросил:

- Ну, Лина, как звали наших первых предков?

- Тор и Фрейя, - и глазом не моргнув ответила Лина.

Мама Эмиля покраснела от досады, услышав глупый ответ Лины. Потому что Тор и Фрейя [16] - это ведь древние скандинавские боги, в которых жители Смоланда верили еще в языческие времена, несколько тысячелетий тому назад, задолго до того, как им довелось услышать о библейских пре- даниях.

- Ты как была, так и осталась язычницей, - сказала потом мама Эмиля Лине, но та стала защищаться:

- А их так много, этих богов, что у меня все они в голове перемеша- лись! И почему именно я должна их всех помнить?

Правда, пастор был очень добр и на этом экзамене - он ни словом не обмолвился о том, что Лина ответила невпопад, и стал тут же рассказы- вать, как Бог создал землю и людей, которые на ней живут, и сколь удиви- тельны все его творения.

- Даже ты, Лина, настоящее чудо, - заверил служанку пастор.

Он стал ее расспрашивать, осознала ли она это и не думает ли она о том, как удивительно, что Бог создал именно ее.

- Да, думаю, - ответила Лина. И, поразмыслив еще немного, продолжила: - Да, понятное дело: в том, что именно меня он создал, ничего мудреного нет. Ну а вот загогулины, что у меня в ушах, вот те, сдается мне, труд- новато было соорудить!

Тут мама Эмиля снова покраснела. Ей казалось, что, когда Лина городит глупости, она позорит весь Каттхульт. А тут еще из угла, где сидел Эмиль, донесся звонкий, переливчатый смех. Бедная мама! На домашнем эк- замене смеяться не полагается. Ей было очень стыдно, и она успокоилась лишь тогда, когда экзамен кончился и можно было перейти к пиршеству.

Мама Эмиля приготовила столько же вкусной еды, сколько обычно готови- ла для своих пиров, хотя папа и пытался отговорить ее от этого.

- Самое важное все-таки библейские предания и катехизис, а ты больше налегаешь на котлеты и сырные лепешки!

- Всему свое время, - разумно ответила мама. - Катехизису свое время, а сырным лепешкам - свое.

Да, в самом деле, настало время и для сырных лепешек, и все, кто был на домашнем экзамене в Каттхульте, ели и блаженствовали. Эмиль тоже съел целый воз сырных лепешек с вареньем и сливками. Но как только он досыта наелся, подошла мама и сказала:

- Эмиль, будь добр, пойди и запри кур!

Обычно куры целыми днями свободно разгуливали по двору. Но когда нас- тупал вечер, их надо было запирать, потому что в сумерках к ним из-за угла подкрадывалась лиса.

Уже почти стемнело, и шел дождь, но Эмиль подумал, что все-таки хоро- шо избавиться хоть на минутку от жары в горнице, от болтовни и сырных лепешек. Почти все куры уже сидели на насестах, только Лотта-Хромоножка и еще несколько других чудаковатых кур рылись в земле под дождем. Эмиль загнал их в курятник и хорошенько запер дверь на защелку. Пусть теперь лиса приходит, если хочет.

Рядом с курятником находился свинарник. Эмиль мимоходом заглянул к Заморышу и пообещал принести ему вечером остатки от пиршества.

- На тарелках всегда что-нибудь остается, когда все эти обжоры нае- дятся, - сказал Эмиль, и Заморыш захрюкал в предвкушении лакомых кусоч- ков.

- Я вернусь попозднее, - сказал Эмиль и как следует запер дверь сви- нарника на защелку.

За свинарником находилось отхожее место - да, так оно в те времена называлось. Тебе, может, кажется, что это не очень красивое слово, но если бы ты слышал то, которое употребляет Альфред! Он, честно говоря, называет его... Ну ладно, мне не следует учить тебя этому слову! Но у отхожего места в Каттхульте было и другое, более красивое название. Оно называлось Триссева будка - в честь работника по имени Триссе, который давным-давно, во времена прадедушки Эмиля, построил этот крайне необхо- димый домик.

Эмиль запер курятник, запер свинарник и заодно, не подумав, запер и Триссеву будку. Ему бы надо сообразить, что кто-нибудь может там сидеть, поскольку дверь снаружи была не заперта, но в том-то и дело, что Эмиль не удосужился подумать. Он мигом запер дверь и помчался домой, напевая на ходу:

Закрыл на защелку, закрыл на защелку, закрыл почти каждую дверь!

Папа Эмиля, находившийся как раз в Триссевой будке, услыхал его весе- лую песенку и испугался. Он рванулся вперед и попытался открыть дверь. Но она и в самом деле была закрыта, и папа завопил:

- Эмиль!

Но Эмиль уже успел далеко убежать, и к тому же он так самозабвенно распевал свою песенку "Закрыл на защелку..