Рони, дочь разбойника

Ведь нам друг без друга никак не обойтись. Теперь я это поняла.

- Да, это правда, - подтвердил Бирк. - И пусть потом Матгис и Борка думают что хотят.

Но Маттис и Борка ничего об JTOM нс думали, ведь они ничего

239

не знали о встречах названых сестры и брата под сводами подземелья.

- Ты сыт? - спросила Ронья. - Тогда я иду к тебе с частым гребнем.

Подняв гребень, словно оружие, она двинулась к нему. У нищих разбойников Борки не было даже частого гребня? Тем лучше! Ей нравилось ощущать под руками мягкие волосы Бирка и вычесывать их гораздо дольше, чем требовала этого, строго говоря, необходимость.

- Я уже и так избавился от вшей, даже слишком, - сказал Бирк. - Так что, по-моему, теперь ты вычесываешь меня зря!

- Поглядим - увидим! - пообещала Ронья и с силой провела частым гребнем по его волосам.

Суровая зима мало-помалу становилась мягче. Сугробы начали лонемногу таять, а однажды Лувис хорошей метлой выгнала разбойников на двор, чтобы они выкупались в снегу и крепкой щеткой смыли с себя самую страшную грязь. Сами они этого не хотели и всячески противились. Фьосок даже утверждал, что купаться в снегу, мол, опасно для здоровья. Но Лувис стояла на своем.

- Пришла пора изгнать из замка зимний запах, - сказала она, - даже если ни один разбойник не согласится на это.

Безжалостно выгнала она их на снег. И вскоре повсюду по заснеженным склонам холмов, спускавшихся вниз, к Волчьему ущелью, катались голые, дико вопящие разбойники. Они ругались так, что только пар шел, проклинали бесчеловечную жестокость Лувис, но все-таки усердно терли себя снегом, как она велела, не смея ей перечить.

И только Лер Лысуха все еще отказывался купаться в снегу.

- Помереть я и так помру, - говорил он. - И пусть моя грязь останется при мне.

- Твое дело! - отвечала Лувис. - Но перед смертью ты мог хотя бы постричь волосы и бороды остальным бешеным баранам.

Пер Лысуха сказал, что охотно это сделает. Он умел ловко орудовать ножницами, когда надо было стричь овец и ягнят, так что постричь какой" угодно бешеного барана для него, верно, не составит труда.

- Но мои собственные две волосинки я стричь не стану. К чему лишняя морока, ведь мне все равно скоро на тот свет! - сказал он и ласково погладил свое лысое темя.

Тут Маттис схватил его своими огромными ручищами и приподнял над землей.

- На тот свет тебе? Это ты брось; Я еще не прожил ни единого дня своей земной жизни бе i тебя, старый ты дурень! И ты не смеешь меня предать, ни с тою ни с сего умереть и бросить меня, ясно?

- Милый мой мальчик, это мы еще посмотрим! - сказал Пер Лысуха. Вил у него был очень довольный.

240

Остаток дня Лувис кипятила и стирала во дворе замка грязные лохмотья разбойников. А в каморе, где хранилось старье, разбойники искали, что бы им натянуть на себя, пока их собственная одежда сушится; большей частью это были вещи, которые награбил и притащил домой дедушка Маттиса.

-- Неужто кто-нибудь, у кого есть хоть капля разума в голове, может надеть на себя такое? - удивлялся Фьосок, нерешительно напяливая через голову красную рубаху. Однако с ним еще куда ни шло! Хуже обстояли дела с Кнутасом и Коротышкой Клиппом, которым пришлось довольствоваться юбками и лифами, поскольку вся мужская одежда кончилась, когда они пришли и захотели одеться. Женская одежда не улучшила их настроение. Но Маттис и Ронья как следует повеселились.

Чтобы помириться со своими разбойниками, Лувис угостила их в тот вечер куриной похлебкой. Они сидели, набычившись, за длинным столом, вымытые дочиста, подстриженные и совершенно неузнаваемые. Даже запах в замке стал другим.

Но когда могучий аромат сваренной Лувис куриной похлебки распространился над длинным столом, разбойники перестали хмуриться. А поев, стали, по своему обыкновению, петь и плясать, впрочем, немного пристойнее, чем всегда. Даже Кнутас и Коротышка Клипп не стали беситься, как прежде, когда подпрыгивали чуть ли не до потолка.

-И- вот, словно ликующий крик, над лесами вокруг Маттисборгена поднялась весна. Снег растаял. Со всех горных склонов стекали потоки воды, искавшие дорогу к реке. А река ревела и пенилась, опьяненная весной; ее водопады и пороги распевали безумную песнь весны, песнь, которая никогда не смолкала. Ронья слышала ее каждую минутку, когда не спала, и даже в ночных своих сновидениях. Длинная, ужасная зима миновала. Волчье ущелье давным-давно освободилось от снега. Там бежал теперь шумящий ручеек, и вода плескалась под копытами лошадей, -