Приключения Пиноккио

- Ну что ж, тогда прощай! И передай от меня тысячу приветов школам, гимназиям и реальным училищам, если ты по дороге их встретишь!

-- Прощай, Фитиль! Счастливого пути, многих удовольствий и думай иногда о своих друзьях!

После этих слов Деревянный Человечек направился к дому. Однако, сделав два шага, он опять остановился, обернулся к своему другу и спросил:

-- Но ты действительно уверен в том, что в той стране каждая неделя состоит из шести четвергов и одного воскресенья?

-- Совершенно уверен.

-- И ты действительно совершенно уверен в том, что осенние каникулы начинаются первого января и кончаются тридцать первого декабря?

-- Совершенно убежден!

-- Какая замечательная страна! -- сказал Пиноккио еще раз и сплюнул от удовольствия. Потом он сказал с твердой решимостью и очень быстро: -- Итак, прощай! Доброго пути!

-- Прощай.

-- Когда вы отъезжаете?

-- Немедленно.

-- Жаль! Если бы до отъезда оставался час, я бы, пожалуй, решился подождать.

-- А Фея?..

-- Теперь все равно слишком поздно... Какая разница, вернусь я домой на час раньше или позже.

-- Бедный Пиноккио! А если Фея тебя будет ругать?

-- Пусть ругает. Наругавшись вдоволь, она успокоится.

Между тем наступила ночь, непроглядная ночь. И тут они увидели, как вдали запрыгал огонек, и услышали звон колокольцев и дальний мелодичный звук трубы.

-- Это он! -- вскричал Фитиль и вскочил на ноги.

-- Кто? -- прошептал Пиноккио.

-- Фургон, на котором я поеду. Поедешь со мной или нет?

-- И это действительно правда, -- спросил Деревянный Человечек, -- что в той стране вообще не надо учиться?

-- Ни-ни-ни!

-- Какая замечательная страна, какая замечательная страна, какая замечательная страна!

31. ПОСЛЕ ПЯТИ МЕСЯЦЕВ БЛАЖЕННОГО БЕЗДЕЛЬЯ ПИНОККИО

ЗАМЕЧАЕТ, К СВОЕМУ ВЕЛИКОМУ ИЗУМЛЕНИЮ, ЧТО...

Наконец фургон приблизился, причем совершенно бесшумно, так как его колеса были обернуты паклей и ветошью.

Фургон тащили двенадцать упряжек маленьких ослов, все одного роста, хотя и различной окраски.

Некоторые были серые, другие -- белые, третьи -- в крапинку, словно осыпанные перцем и солью, а четвертые -- в синюю и желтую полоску.

Но самое удивительное было то, что на ногах у всех двадцати четырех осликов были не подковы, как у других вьючных животных, а белые кожаные сапожки, как у людей.

Кто же был кучером этого фургона?

Представьте себе господинчика, толстенького, кругленького и мягонького, как масляный шар, с лицом, похожим на розовое яблочко, с ротиком, беспрерывно смеющимся, и с тоненьким льстивым голоском, похожим на голосок кота, выпрашивающего что-то вкусненькое у своей хозяйки.

Все мальчишки при виде его бывали очарованы и взапуски лезли в его фургон, с тем чтобы он их отвез в ту истинно блаженную страну, которая обозначена на географической карте под манящим названием Страна Развлечений.

И действительно, фургон был уже полон мальчишек от восьми до двенадцати лет. Он был набит ими, как бочка селедками. Мальчишкам было так тесно и неудобно, что они еле дышали, но никто из них не кричал "ой" и никто не жаловался. Прекрасная надежда через несколько часов очутиться в стране, где нет ни книг, ни школ, ни учителей, делала их такими счастливыми и довольными, что они уже не боялись никаких усилий и тягот, не хотели ни есть, ни пить, ни спать.

Как только фургон остановился. Господинчик, бесконечно кривляясь и выламываясь, обратился к Фитилю с улыбкой:

-- Скажи мне, мой красавец, ты тоже хочешь отправиться с нами в счастливую страну?

-- Конечно, хочу.

-- Но я должен обратить твое внимание, мой красавчик, на то, что в фургоне нет места. Как видишь, он переполнен.

-- Неважно, -- возразил Фитиль, -- раз в фургоне нет места, я усядусь на дышло.

И, подпрыгнув, он очутился на дышле.

-- А ты, родненький, -- льстиво обратился Господинчик к Пиноккио, -- что нужно тебе? Поедешь с нами или останешься здесь?

-- Я останусь, -- ответил Пиноккио. -- Я пойду домой. Я хочу заниматься и делать успехи в школе, как все другие приличные ребята.

-- Бог в помощь!

-- Пиноккио, -- вмешался Фитиль, -- послушай меня, поезжай с нами, и мы весело заживем.

-- Нет, нет, нет!

-- Поезжай с нами, и мы весело заживем! -- крикнули четыре голоса из фургона.

-- Поезжай с нами, и мы весело заживем! -- подхватили все сто голосов.

-- А если я с вами поеду, что тогда скажет моя добрая Фея? -- спросил Деревянный Человечек, начиная колебаться.

-- Зачем тебе думать об этом! Лучше думай о том, что мы едем в страну, где будем бегать без дела с утра до вечера.

Пиноккио ничего не ответил, только вздохнул. Потом он вздохнул еще раз и еще раз. И после третьего вздоха он наконец сказал:

-- Раздвиньтесь немного. Я тоже поеду.

-- Места все заняты, -- ответил Господинчик, -- но, чтобы ты видел, как мы тебе рады, я могу уступить тебе свое кучерское место.

-- А вы?

-- Я пойду пешком рядом с фургоном.

-- Нет, этого я не могу допустить, я лучше сяду к одному из этих осликов на спину, -- возразил Пиноккио.

И он сразу же подошел к ослику -- это был правый ослик в первой упряжке -- и попытался прыгнуть ему на спину. Но милое животное внезапно обернулось и с такой силой ударило его мордой в живот, что Пиноккио грохнулся на землю и задрыгал ногами.

Можете себе представить оглушительный хохот мальчишек, когда они это увидели.

Но Господинчик не смеялся. Он тут же подошел к строптивому ослику, притворился, что целует его, но при этом в наказание откусил ему половину правого уха.

Между тем Пиноккио, разъяренный, вскочил на ноги и ловко прыгнул бедному животному прямо на спину. И прыжок был такой точный и красивый, что мальчики перестали смеяться и воскликнули: "Да здравствует Пиноккио!" -- и разразились нескончаемыми аплодисментами.

Вдруг ослик поднял задние ноги и отшвырнул Деревянного Человечка на дорогу, прямо на кучу щебня.

Тут снова раздался невероятный хохот. Но Господинчик не рассмеялся, а преисполнился такой любви к беспокойному ослику, что вместе с поцелуем откусил ему половину и левого уха. Потом он сказал Деревянному Человечку:

-- Садись снова и не бойся. Этот ослик не без причуд. Но я ему шепнул одно словечко и надеюсь, что теперь он будет сдержанный и смирный.

Пиноккио уселся. Тронулись. Но в то время как ослики бежали галопом и фургон тарахтел по камням мостовой.