Тирититуф

то движется, странно подпрыгивая и пританцовывая. Издали было не разобрать, зверь то или человек, приближается он или удаляется.

Тирититуф изо всех сил старался разглядеть, что же это такое, сердце его громко колотилось от волнения. Это существо там, вдалеке, хоть и подпрыгивало и приплясывало непрестанно, все же не двигалось ни вперед, ни назад, словно кого-то поджидало.

— А вдруг это и есть Пляши-Кружись?

И он бегом помчался к ней. На этот раз предчувствие не обмануло его.

— Послушайте, милая девушка, ведь вы и есть Пляши-Кружись?

— Да. И я вас знаю, король Тирититуф.

— Ведь я уже больше года ищу вас повсюду! Ах, скажите мне наконец, чей я все-таки сын?

— Да на что вам это знать, Ваше Величество? Она все подпрыгивала и приплясывала, и у короля закружилась голова.

— А вы не могли бы остановиться, хотя бы на минутку?

— Если я остановлюсь, это буду уже не я.

— Как это так?

— Я снова стану такой, как тысячу лет назад.

— Тысячу лет назад?

— Надо взять золотой гвоздь, нагнуться и вбить его в землю лбом, приговаривая при этом:

Тили! Тили! Тили! Тили!

Никто не заметит, как гвоздик забили.

Тили! Тили! Тилибом!

Здесь будет гвоздик, забитый лбом!

И она продолжала приплясывать с невероятными ужимками и гримасами.

У короля Тирититуфа как раз нашелся в кармане золотой гвоздь. Он наклонился, воткнул гвоздь в землю и принялся забивать его лбом, приговаривая:

— Тили! Тили! Тили! Тили!

Никто не заметит, как гвоздик забили...

Взглянув на Пляши-Кружись, он увидел, что она пошатнулась, словно вот-вот лишится чувств. И он поспешил продолжить:

— Тили! Тили! Тилибом!

Здесь будет гвоздик, забитый лбом!

И опять поднял голову, чтобы поглядеть на девушку.

Плотный серый туман окутал ее фигуру. Когда туман рассеялся, король увидел перед собой большую обезьяну в плаще, затканном золотом и серебром, расшитом крупными бриллиантами, похожими на звезды.

Король Тирититуф ни капельки не испугался. Он сразу подумал: «Должно быть, это фея!» И отвесил ей почтительный поклон. Странно, обезьянье лицо не было отталкивающим, напротив, что-то необычайно привлекательное таилось в выражении глаз, в уголках губ. Казалось, оно излучает доброту.

— Благодарю, Ваше Величество! До сих пор мне не удавалось услышать эти слова: «А вы не могли бы остановиться, хотя бы на минутку?» Тысячу лет я была заколдована и вынуждена вечно приплясывать и подпрыгивать. Это была месть... Я не могу сказать, кто меня заколдовал. Вы меня освободили, теперь я счастлива, что обрела свой прежний облик. В благодарность я буду помогать вам всем, чем смогу.

— Тогда скажите, чей я сын?

— Да на что вам это знать, Ваше Величество?

— Если бы это не было так важно для меня, я бы и не спрашивал.

— Ну хорошо, Ваше Величество. Вы появились на свет из яйца птицы тирититуф. Но вот только...

— Говорите, говорите же, Пляши-Кружись!

— Не называйте меня так больше. Для вас я буду фея... Фьорелла. Мое истинное имя звучит настолько нежно, что всякий, кто случайно услышит его, может умереть от удовольствия. Зовите меня Фьорелла.

— Говорите, говорите же, фея Фьорелла!

— Так вот, это яйцо птицы тирититуф было за- колдовано, чтобы отомстить мне... Я не могу вам

сказать, кто его заколдовал. Но если бы его высиживала я, на свет появился бы чудовищный змей.

— Но я чувствую, что иногда становлюсь хуже любого змея! Во мне просыпается желание причинять зло всем без разбора. Сам не знаю, что меня все-таки останавливает.

— Вас останавливает доброе влияние старой королевы, которая высиживала яйцо.

— Но она умерла!

— Совсем наоборот, она жива и снова стала молодой, как и король, ее супруг. Вот только...

— Говорите, говорите же, фея Фьорелла!

— Для того чтобы снова появиться на свет и стать добрым, вам пришлось бы подвергнуться тяжкому испытанию. Хватит ли у вас мужества? Вот, слышите, королева зовет меня! Прислушайтесь, это ее голос.

Издалека донесся слабый-слабый зов:

— Приди, приди, Пляши-Кружись!..

Король Тирититуф почувствовал сильное волнение. И в этот момент, не успел он и глазом моргнуть, фея Фьорелла исчезла. Он с тоской огляделся. Сердце его сильно билось, словно он знал, что она не заставит себя долго ждать.

Странное чувство овладело им: словно кто-то нашептывал на ухо неясные слова. Постепенно они становились все слышнее, слышнее. Ах, это фея Фьорелла, он узнал ее голос! Она объясняла, что ему предстоит совершить, дабы вновь появиться на свет — добрым.

Король Тирититуф долго прислушивался и никак не мог понять, на самом ли деле звучат эти слова, или же это плод его воображения. Но когда голос спросил: «Так вы хотите этого? Хотите?» — он громко закричал:

—Да! Да!

И тут снова появилась фея фьорелла, в плаще, затканном золотом и серебром, расшитом крупными бриллиантами, похожими на звезды. Она приветливо ему улыбнулась.

— Вы сказали «да», Ваше Величество?

— О да, да, фея Фьорелла!

— Тогда возвращайтесь во дворец. Король и королева ждут вас. Чтобы не терять времени, ухватитесь-ка покрепче за мой плащ и закройте глаза.

Только ветер засвистел в ушах. Вперед, вперёд! И прежде, чем он успел опомниться, неведомая сила мягко опустила его... в королевских покоях.

Увидев, насколько помолодели старые король и королева, Тирититуф долго не мог прийти в себя и очень радовался за них. Но стоило появиться придворному колдуну и министру, как принцем снова овладело желание зло подшутить над ними.

Тогда он спешно принялся за все приготовления к великому испытанию, назначенному феей Фьореллой.

Ему предстояло пятнадцать дней не брать в рот ни крошки, хотя каждое утро в его комнату будут приносить самые изысканные яства и ап- петитно дымящиеся блюда. Испытание можно было повторить не более трех раз. Если же и третий раз он не преодолеет искушения, фея Фьорелла уже ничем не сможет ему помочь.

И вот король Тирититуф остался один в своей комнате. У одной стены стояла кровать, у другой — стол, уставленный блюдами с горячей едой.

Первые три дня от аромата всех этих кушаний у него до дурноты кружилась голова. Он расхаживал по комнате туда-сюда, стараясь даже не смотреть на стол. Но с каждым днем запахи мучили его все сильнее, казалось, что, вдыхая их, он глотает кусочек за кусочком. От голода начались сильные боли в животе, одолевала слабость, темнело в глазах... На десятый день он долго стоял у стола, пожирая взглядом кушанья, которые, казалось, кричали: «Съешь нас! Съешь нас!» — и вдруг набросился на еду, будто дикий зверь, и начал запихивать в рот все подряд, глотая с такой жадностью, что едва не задохнулся. А когда почувствовал, что наелся до отвала, то

бросился в постель и проспал до следующего утра.