Тирититуф

— Да, но их ждет наказание.

— И кто же их накажет?

— Королевское правосудие.

— А откуда станет известно, что они совершили зло?

— Вы всему этому научитесь, принц, когда вырастете.

Проходило несколько дней, и снова наследник преграждал королю дорогу. Заложив руки за спину и нахмурив брови, он задавал новый вопрос:

— А правда ли, Ваше Величество, что король может приказать отрубить голову, кому пожелает?

— Да нет же, вовсе не кому пожелает, а лишь тому, кто этого заслуживает.

— И много вам довелось отрубить голов, Ваше Величество?

— Мне? Ни одной. Для этого есть палач.

— Ну уж нет, когда я стану королем, то с большим удовольствием буду рубить их сам.

— О нет, принц, вы этого не сделаете! — воскликнул старик, и в голосе его был такой испуг, такая боль, что ребенок застыл от удивления, а потом покорно повторил:

— Я этого не сделаю, Ваше Величество. Король с королевой все чаще задумывались о

странностях принца. Стоило им остаться вдвоем, они тут же принимались гадать, каких еще сюрпризов можно ждать от судьбы.

— Он станет жестоким тираном!

— Его правление будет кровавым и ужасным!

— Ах, почему я не выбросил это злосчастное яйцо, когда вы принесли его во дворец? Помните, вы еще сказали тогда: «Попытка не пытка»...

— Может, мы и ошибаемся. Ведь он еще совсем ребенок.

— Самый настоящий маленький колдун! Едва вспомню историю с бородой министра, меня сразу бросает в дрожь. И вообще неизвестно, откуда взялось это яйцо. А сама Пляши-Кружись наверняка злая колдунья. Ах, королева, королева! Видно, зря мы столько лет мечтали оставить наследника, судьбу не перехитришь.

— Да, это не принесло нам ничего хорошего.

Придется снова просить совета у Пляши-Кружись.

— Она сказала: «Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!»

— Значит, наберемся терпения. А там уж будь что будет...

— Ну что ж, пожалуй, вы правы, наберемся терпения.

А тем временем принц только и думал что о празднике, когда ему выберут имя.

Торжества устроили на берегу моря. И надо же такому случиться: как раз в эти самые дни море не успокаивалось ни днем, ни ночью. Казалось, волны нарочно неслись на скалы, чтобы разбиться об острые камни. Королю и королеве такая погода казалась дурным предзнаменованием, но ничего не поделаешь: праздник должен был состояться во что бы то ни стало. Ведь придворный колдун специально изучал движение Луны и звезд, чтобы узнать, в какой день лучше всего дать принцу имя.

Народу на берегу собралось видимо-невидимо. Одни принесли цветы, другие — ветви деревьев, третьи держали длинные шесты, на которых красовались головы диких зверей, как это принято у воинов. Король с королевой восседали на троне, сложенном из бревен и покрытом шкурами животных, убитых королем в те далекие и прекрасные времена, когда он был молод, силен и любил охотиться.

И вот наконец настал торжественный момент — появился принц. Руки его были связаны длинной веревкой, конец которой держал придворный колдун. Лицо колдуна было разрисовано красной и черной краской, а на голове покачивалось что-то вроде тюрбана, украшенного разноцветными перьями.

Веревка означала, что до этого дня принц подчинялся родительской воле, но теперь, получив имя, он становился независимым и свободным. Королю надлежало развязать узел и бросить веревку в море.

Но вдруг, ко всеобщему изумлению, принц одним движением разорвал веревку и помчался к скалам. В мгновение ока вскарабкавшись на самую высокую из них, принц бросился в воду. Огромные пенящиеся волны подхватили его и унесли в открытое море. Невольный крик ужаса вырвался у короля, у королевы, у толпы, собравшейся на берегу.

Однако вскоре принц появился снова, оседлав громадную волну, которая, казалось, вот-вот выбросит его на скалы. Но — о чудо! — принц не разбился. Он стоял, цел и невредим, на той самой скале, откуда перед этим бросился в море. Никто и охнуть не успел, как наследник, взмахнув руками, снова прыгнул со скалы. И опять огромные пенящиеся волны подхватили его и унесли в открытое море, и опять крик ужаса вырвался у короля, у королевы, у толпы, собравшейся на берегу.

Дрожа от страха, со слезами на глазах королева позвала:

— Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!

Крестьяночка тотчас же появилась, приплясывая и подпрыгивая, но видели ее только король с королевой.

— Чем могу служить, Ваше Величество?

— Умоляю, спасите его!

— Да разве вы не видите, что ребенок просто развлекается? Не забывайте, он же Тирититуф. И

вы должны назвать его именно так. Да вот он, глядите! Возвращается как ни в чем не бывало.

Все думали, что принц вымок с головы до ног. А между тем одежда его была совершенно сухой и даже не помялась.

— Что ж, назовем его Тирититуф, — сказала королева. — А как сложится его жизнь потом?

— А потом? А потом? А потом? Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!

И, приплясывая и подпрыгивая, крестьяночка исчезла.

Глашатаи принялись трубить, народ захлопал в ладоши. Затем все стихло, и раздался глухой голос придворного колдуна:

— По королевскому указу принц будет носить имя Тирититуф!

— Да здравствует принц Тирититуф! Казалось, всеми овладело безумное веселье.

Лопаясь от смеха, люди повторяли: «Тирититуф! Тирититуф!»

До десяти лет принц рос словно звереныш, ни о чем не беспокоясь, кроме исполнения своих бесконечных капризов. А уж по части выдумок он был большой мастак.

После истории со змейками принц больше не дотрагивался до белоснежной бороды министра, зато непостижимым образом заставлял старика заговариваться. Стоило бедняге прийти к королю с докладом, как речь его становилась торопливой и бессвязной, так что ничего нельзя было разобрать.

Напрасно король махал руками, пытаясь остановить его:

— Не спешите, не спешите, господин министр! Говорите помедленнее, за вами никто не гонится!

А тот в ответ: тра-та-та! тра-та-та! Слова вылетали с такой скоростью, что казалось, наскакивали Друг на друга. И не было никакой возможности остановить его. Король какое-то время пытался слушать, а потом голова у него начинала гудеть, точно котел, и он удалялся, оставляя несчастного министра, который едва переводил дух.

И тогда принц, все это время неотрывно глядевший на него, спрашивал с недоброй усмешкой:

— Не желаете ли глоток воды, у вас, видно, в горле пересохло?

Министр прекрасно понимал, что это злая воля негодного мальчишки лишала его возможности говорить нормально. С каким бы удовольствием он отшлепал сорванца за столь неуважительное отношение к сединам! Но ведь это был наследник... И приходилось делать вид, что он принял все за шутку.

Стоило министру зайти к королю и увидеть там принца, его охватывала паника, и он старался задобрить шалуна: то принесет деревянную игрушку, сделанную собственными руками, то сласти, приготовленные его женой.