Кума Муравьиха

Кума же Муравьиха сидела у больших ворот за прялкой с веретеном в руках, как будто ничего и не произошло.

— Веретено, крутись, скачи!

— Кто подарил вам этот дворец, кума Муравьиха?

— Подул ветер, принес камни.

— А дальше?

__Подул ветер, принес песок и известь.

— А дальше?

— Подул ветер, принес воды.

— А дальше?

— Камни, песок, известь, вода... вот и вырос дворец.

— Все шутите, кума Муравьиха!

На другой день кума Муравьиха сидела у ворот как ни в чем не бывало и шила.

— Нитка-ниточка...

— Вы так богаты — и утруждаете себя шитьем?

— Кто не работает — не ест.

— Да не о вас это, кума Муравьиха!

— Видимость обманчива, соседушки.

— А что же муженек?

— Уехал, не сегодня завтра утречком вернется.

— А почему вы плачете?

— Под каждой крышей свои мыши.

— Ах! Бедная кума Муравьиха!

Обходясь краюшкой хлеба, кусочком сыра да водицей, она всегда была в хорошем настроении, а сделавшись владелицей дворца и ожидая мужа, проливает слезы? И впрямь, под каждой крышей свои мыши!

На следующий день кума Муравьиха ткала у ворот, будто ничего не изменилось.

— Челночок, летай, летай...

— Живете вы богато, что же руки не жалеете? — Этот холст, соседушки, последний.

— Почему же, кума Муравьиха?

— Займется пламя, разгорится огонь и сожжет мою прялку, веретено и кудель,

— А потом?

— Займется пламя и сожжет простыни и подушки, которые должна я сшить.

— А потом?

— Займется пламя и сожжет фату и платье королевны.

— И вы не плачете, кума Муравьиха?

— Такая моя доля горькая.

— Если можем чем помочь, скажите, кума Муравьиха. Мы хоть и бедны, но сердцем не черствы.

Всю ночь соседки слышали вокруг дворца кумы Муравьихи бурные порывы и завыванье ветра. Ауиии! Ауиии! Казалось, ветер обдувал его со всех сторон, стремясь разрушить или унести. Они не смели выглянуть наружу — поглядеть, что происходит. А то увидели бы, что дворец освещен, все окна — настежь и по комнатам носятся, преследуя одна другую, две тени, будто гонимые неистовым порывом ветра, завывающего:

— Ауиии! Ауиии!

На самом деле это был не ветер, а людоед, который гнался за кумою Муравьихой и никак не мог ее настичь.

К рассвету шум утих.

Людоед удрал в страхе перед солнцем, во дворце вновь сделалось темно, и окна все закрылись.

— Слышали, какой сегодня ночью дул стра- шенный ветер, кума Муравьиха?

— Нет, соседушки, не слыхала ничего.

— Как? Он ваш дворец едва не снес!

— Ничего я не заметила. Я крепко сплю.

— Отчего вы плачете, кума Муравьиха?

— Такая моя доля горькая.

— Вы сегодня не прядете, кума Муравьиха?

— Сгорели моя прялка, веретено и кудель.

— Вы сегодня не шьете, кума Муравьиха?

— Сгорели простыни и подушки, которые должна была я сшить.

— Вы сегодня не ткете, кума Муравьиха?

— Сгорел мой станок, челнок и основа, сгорели и фата, и платье королевны.

А следующей ночью ровно в полночь снова появился людоед:

— Ауиии! Ауиии! Ауиии! Хочешь стать Людо-едшей, да или нет?

— Нет! Нет! Нет!

— Вместо хлеба с сыром или луком ты бы ела нежное мясцо мальчишек и девчонок и пила бы ты не воду, а свеженькую кровь юношей и девушек. Хочешь стать людоедшей, да или нет?

— Нет! Нет! Нет!

— Возьму тебя и проглочу!

Высуни соседки нос, они б увидели, что дворец освещен, все окна — настежь, а по комнатам носятся, преследуя одна другую, две тени, будто гонимые неистовым порывом ветра.

К рассвету шум утих.

— Слышали, кума Муравьиха, какой вой стоял этой ночью?

— Ничего не слышала, я крепко сплю.

— А что вы плачете, кума Муравьиха?

— Такая моя доля горькая!

— После грозы — радуга, после горя — радость. Где радость, тут и горе, где горе, там и радость.

— Может, вы, соседушки, и правы!

— Давайте лучше о приятном: а что же муженек, кума Муравьиха?

— Сперва мне надобно помолодеть.

— Все шутите, несмотря на беды!

— Погодите, увидите.

В общем, ничего нельзя было понять у этой кумы Муравьихи: положит монетки под наседку — вылупляются цыплята, жизнь ведет бедняцкую, а дворец построила больше и красивей, чем у короля, приходят воры, чтобы выкрасть скопленные ею деньги, — она вяжет их и обирает сама, оплакивает свою долю — и тут же шутит. Кто она? Что значат ее слова:

«Отец мой — король, королева — матушка, а я, их дочка, — бедная старушка»?

И почему теперь она сказала: «Сперва мне надобно помолодеть»?

За доброту, за то, что не мешала никому, ее любили, но чего только не отдали бы соседки, чтобы разгадать ее тайну!

А следующей ночью ровно в полночь — ауиии! ауиии! — как ураган примчался людоед.

— Хочешь стать людоедшей? Да или нет?

— Нет!.. Да!.. Нет!..

От ужаса бедняжка сама не понимала, что говорит.

— Да или нет?

— Да, да! Но ты должен дать мне один месяц и один день.