Дочь Болотного царя

Ведь с той минуты, как пропала вместе с пленником их дочь,

Она от горя так устала – заснула только в эту ночь.

Она пошла на двор, к колодцу, но замерла, взмахнув рукой –

Два лебедя играли с солнцем, и шеи выгнуты дугой.

Ее завидев, лебедь малый к ней подлетел, в глаза глядя,

Она же перья целовала, узнав любимое дитя!

Она сказала ей: «Я знаю, что мы не свидимся с тобой,

Тебе с надеждой доверяю мою любовь забрать с собой!

Я вижу, ты уже другая, а я люблю тебя любой –

Когда-нибудь в цветущем рае мы снова встретимся с тобой!»

И вдруг, по крыльям лебединым скатилась горькая слеза,

А старший лебедь, шею выгнув, печально ей взглянул в глаза.

Он голову склонил пониже, как будто бы благодаря,

И к облакам взлетел повыше, где гасла ранняя заря…

Вот аисты взвились над лесом, прощаясь с родиной своей,

А с ними лебеди-принцессы кружили над травой полей.

И двинулись на юг всей стаей, летя вперед за вожаком.

А над курганом пролетая, взмахнула Хельга вниз крылом…

Но вот сменился лес песками, видны вершины пирамид,

И Нил своими берегами на солнце радостно блестит.

И утопает средь деревьев прекрасный мраморный дворец –

Влетев в окно и сбросив перья, принцесса крикнула: «Отец!

Смотри, отец, я возвратилась, и не одна вернулась в дом –

Я к жизни новой возродилась с прекрасным лотоса цветком!»

И Хельга повернулась к деду, коснувшись лба его и рук…

Такого чуда мир не ведал – царь, почти мертвый, ожил вдруг!

Он обнял внучку крепко, нежно, прижав ее к своей груди,

И понял, как любовь безбрежна, что к ней приводят все пути.

Он эти годы ждал лишь чуда – мечтал увидеть дочь живой,

И клял себя, что в ту минуту ее пустил в тот край чужой.

И не о собственном спасенье он думал ночи напролет –

Считал минуты, ждал мгновенье, что радость встречи принесет.

И вот теперь на дочь меньшую не может насмотреться он –

Ей гладит волосы, целует, боясь, что это только сон.

На Хельгу, как на чудо света любуясь, нежно царь глядит –

Ее лицо, как луч рассвета, дворец печальный озарит!

Здесь много лет уже пустынно, ничей не раздается смех,

Среди ночей бессонных, длинных для сердца не найти утех.

Две старшие принцессы, к счастью, давно покинули дворец –

Предвидя страшное ненастье за зло, что не простит отец.

И вот теперь прекрасный лотос расцвел зарей во тьме дворца –

И ласковый зовущий голос уже доносится с крыльца…

И царь, покинув сон покоев, впервые вышел на балкон –

Увидев снова песков море, был как мальчишка изумлен…

И воды Нила розовели в закатном пламени живом,

Вершины пирамид алели в прощальном вихре огневом!

Спускалась ночь… Пески звенели, и холод жар огня сменил –

Лишь звезды дальние бледнели, и в лунном свете блестел Нил.

И вдруг, всего в одно мгновенье к земле приблизился свет звезд.

А ветер хладным дуновеньем им крики птиц ночных донес.

А звезды вновь к земле клонятся, все ближе, ближе лучи их –

И Хельге стало вдруг казаться, что голос звал ее… и стих…

Она в полночном небе звездном лицо увидела Его,

Но догадалась слишком поздно – уже не стало ничего…

И слезы навернулись горько, но, чтобы не тревожить мать,

Украдкой их смахнула только и, отвернувшись, ушла спать.

…Отец и дочь стояли рядом и всматривались в неба даль,

Как будто бы хотели взглядом навек прогнать свою печаль.

Как будто пережить хотели то, что в теченье этих лет,

Как сон, лишь мимо пролетело, оставив уходящий след…

Но лишь потерянные годы им омрачали этот день,

И пережитые невзгоды на солнца свет бросали тень.

Наутро перед всем народом верховный жрец провел обряд –

Признав за Хельгой право рода, одев ей царственный наряд,

И диадема золотая легла на волосы ее,

Древнейший знак – змея литая вдаль смотрит сквозь небытие…

…В знак благодарности сердечной велел царь сделать барельеф –

Чтоб аист в памяти жил вечно, став назиданием для всех:

Рисунок редкостно прекрасен – расправив крылья и паря,

Летит к восходу белый аист, вдаль разливается заря.

Там лотос стелется по кругу ковром цветущим черных вод,

Два лебедя летят друг к другу через дурманный дым болот…

И аист счастлив был безмерно, но от смущения робел –

Служил он просто правде верно, а славы вовсе не хотел.

По просьбе Хельги аист взялся приемной матери снести

Кольцо, где мастер выбил надпись: «Люблю тебя, за все прости!»

Принцесса Хельга… Как напрасны вся роскошь, почести и власть,

Давно уже ей стало ясно – не жить ей в этом мире всласть.

Средь птиц, что улетали рано, просила Хельга соловья,

Чтоб каждый день он над курганом пел в час, когда взойдет заря!

Чтоб тот, кто там лежать остался, знал, услыхав ту песнь любви,

Когда он с Хельгой попрощался, то свет зажег в ее крови.