Дочь Болотного царя

А ночью на луну, вздыхая, она глядит через окно,

Но в жабьем теле жизнь другая – ей больше чувствовать дано.

И забираясь на колени к несчастной матери своей,

В немом отчаянном волненье прощенья просит за боль дней.

И женщина опять с любовью ее прижмет к груди своей,

Где сердце, обливаясь кровью, все бьется в пламени свечей.

И только викинг был доволен бесстрашной дочерью своей –

За честь наследную спокоен, он всем рассказывал о ней.

Бывало, Хельга на обрыве отца завидя издали,

Бросалась вниз, и как ундина, плыла наперез ладьи.

Такие шутки всех пугали, но викинг баловал ее –

И принимал всерьез едва ли рассказы, жалобы, нытье.

И лишь однажды удивился, услышав гневной дочки речь,

Но и тогда не возмутился и не подумал зло пресечь.

Отцу сказала Хельга злобно: «Приди сегодня за тобой

Твой враг – я буду пню подобна, не встану пред твоей судьбой!

Да, я ослепну и оглохну, не помогу тебе в беде –

Еще звучит набатом громким пощечина, что дал ты мне!»

Но Хельге викинг не поверил, но подивился, как она

Была прекрасна в своем гневе – как величава и горда!

И только мать ее печально смотрела из окна на них,

С глубокой болью, но молчала – и скрылась в комнатах пустых.

Она чертить пыталась руны над бедной дочерью своей,

И тексты заклинаний трудных читала в темноте ночей.

Но все напрасно – неподвластна осталась Хельга свету чар.

И днем, когда была прекрасна, в крови как яд, горел пожар!

Лишь ночью безобразной жабой вдруг обретала свет души –

И мать тогда была так рада ласкать ее в ночной тиши.

Но невозможно снять заклятье – ведь Хельга родилась на свет

С тяжелым тягостным проклятьем, что будет с ней на много лет.

И мать – прекрасная принцесса спит до сих пор в болотной мгле,

И сон ее дурман-завеса хранит в туманной тишине.

Отец же – дикий Царь болотный, был тиной порожден на свет,

И лишь один инстинкт животный ведет его в потомках лет.

И два родительских начала в их дочери переплелись –

Свет тьмой разбавлен изначально, и их нельзя разъединить!

7. Рассвет

Однажды из походов дальних был пленник привезен в их дом,

Он был прекрасен и печален – не видел ничего кругом.

Как викинг объяснил домашним, он был миссионер Христа,

Но дрался храбро и бесстрашно, храня на теле знак креста!

И викинг впечатлен нимало был храбростью его лихой,

Но его вера – не по нраву – он станет жертвой роковой…

Решился викинг, что исполнит он древний тайный ритуал –

Потомки пусть его запомнят, чтоб род могучим, сильным стал!

Но викинга жена пыталась его немного остудить,

И жертва бы живой осталась – тут Хельга стала говорить:

«Отец, отец – мне любо это – хочу сама своим ножом

Я горло взрезать в лучах света и кровь его испить потом!

Хочу богам нашим суровым его я в жертву принести –

И пусть тогда Бог этот новый его попробует спасти!»

И викинг, восхищенный страстью, с которой говорила дочь,

Решил кровавое причастье свершить, едва минует ночь.

Едва же ночь на замок пала, как викинга жена в слезах

И горе жабу осыпала упреками с тоской в глазах:

«Когда-нибудь и ты узнаешь, что значит горе и беда –

Пусть ты сейчас не понимаешь, но это ведь не навсегда!

Придет и твой час покаянья, тогда увидишь зло и тьму,

И как огромно расстоянье, что ты пройдешь, скорбя, во мглу!

Меня уже не будет рядом, не сбережет моя любовь

Ту, что своим горящим взглядом повсюду хочет видеть кровь!»

И зарыдав от страшной боли, ушла, чтоб лечь в свою постель –

А жаба, замерла от горя, глядя на лунный свет и тень…

Когда же в замке все утихло, взяла горящую свечу,

И нож, который Хельга лихо крепила к левому плечу.

И отомкнув замок у двери, спустилась по ступенькам вниз,

И петли смазала, проверив, чтоб не поднялся скрежет, визг.

В подвале темном и холодном томился пленник молодой,

И он, хотя и был голодным, не тронул чугунок с едой.

Он время проводил в молитвах, прося простить ему грехи,

И ждал рассветный час он тихо, чтоб смерть принять от злой руки.

Когда же дверь приотворилась, то он не понял ничего –

В проеме жаба появилась, прося за ней идти его.

А жаба двинулась к конюшне и оседлала жеребца,

Красавца, он был самым лучшим – подарок Хельге от отца.

Затем она сняла веревки, что рассекла своим ножом,

Одним движеньем она ловко взлетела с пленником в седло.

Через поля, через долины они неслись всю ночь, пока

Не заалели сна вершины – зарозовели облака.

И первый луч рассвета жаркий, упав на жабу, в тот же миг,

Ее преобразил… Как ярко горел зарей девичий лик!

Но Хельга бросилась свирепо на юношу, чтоб нож вонзить…

А он сказал: «Постой, нелепо меня спасти, чтобы убить!»

Но нападала она снова и билась в ярости своей –

А он святым крестом и словом молитвы осенял над ней.