Холодное железо

И только когда я, пылая огнем, словно береговой маяк, проплясал по их капустным грядкам, они бросили свою жертву и убежали в дом. На мальчика было страшно смотреть. Его шитая золотом зеленая куртка была разорвана в клочья; мужчина изрядно отдубасил его, а женщина в кровь исцарапала лицо. Он выглядел настоящим бродягой.

"Послушай, Робин, -- сказал мальчик, пока я пытался почистить его пучком сухой травы, -- я что-то не совсем понимаю этих людей. Я бежал помочь бедной старухе, а она же сама и набросилась на меня!"

"А чего ты ожидал? -- ответил я. -- Это, кстати, был тот случай, когда ты мог бы воспользоваться своим умением колдовать, вместо того чтобы бросаться на человека в три раза крупнее тебя".

"Я не догадался, -- сказал он. -- Зато разок так двинул ему по башке, что это было не хуже любого колдовства".

"Посмотри лучше на свой нос, -- посоветовал я, -- и оботри с него кровь -- да не рукавом! -- пожалей хоть то, что уцелело. Вот возьми лист щавеля".

Я-то знал, что скажет леди Эсклермонд. А ему было все равно! Он был счастлив, как цыган, укравший лошадь, хотя его шитый золотом костюмчик, весь покрытый пятнами крови и зелени, спереди походил на костюм древнего человека, которого только что принесли в жертву.

Жители Холмов во всем, конечно же, обвинили меня.

По их представлению, сам мальчик ничего плохого сделать не мог.

"Вы же сами воспитываете его так, чтобы в будущем, когда вы его отпустите, он смог воздействовать на людей, -- отвечал я. -- Вот он уже и начал это делать. Что ж вы меня стыдите? Мне нечего стыдиться. Он человек и по своей природе тянется к себе подобным".

"Но мы не хотим, чтобы он начинал так, -- сказала леди Эсклермонд. -- Мы ждем, что в будущем он будет совершать великие дела, а не шляться по ночам и не прыгать через заборы, как цыган".

"Я не виню тебя, Робин, -- сказал сэр Хьюон, -- но мне действительно кажется, что ты мог бы смотреть за малышом повнимательнее".

"Я все шестнадцать лет слежу за тем, чтобы мальчик не коснулся Холодного Железа, -- возразил я. -- Вы же знаете не хуже меня, что как только он прикоснется к железу, он раз и навсегда найдет свою судьбу, какую бы иную судьбу вы для него ни готовили. Вы мне кое-чем обязаны за такую службу".

Сэр Хьюон в прошлом был человеком, и поэтому был готов со мной согласиться, но леди Эсклермонд, покровительница матерей, переубедила его.

"Мы тебе очень благодарны, -- сказал сэр Хьюон, -- но считаем, что сейчас ты с мальчиком проводишь слишком много времени на своих холмах".

"Хоть вы меня и упрекнули, -- ответил я, -- я даю вам последнюю попытку передумать". Ведь я терпеть не мог, когда с меня требовали отчета в том, что я делаю на собственных холмах. Если бы я не любил мальчика так сильно, я не стал бы даже слушать их попреки.

"Нет-нет! -- сказала леди Эсклермонд. -- Когда он бывает со мной, с ним почему-то ничего подобного не происходит. Это целиком твоя вина".

"Раз вы так решили, -- воскликнул я, -- слушайте же меня!"

Пак дважды рассек ладонью воздух и продолжал: "Клянусь Дубом, Ясенем и Терновником, а также молотом аса Тора, клянусь перед всеми вами на моих холмах, что с этой вот секунды и до тех пор, когда мальчик найдет свою судьбу, какой бы она ни была, вы можете вычеркнуть меня из всех своих планов и расчетов".

После этого я исчез, -- Пак щелкнул пальцами, -- как исчезает пламя свечи, когда на нее дуешь, и хотя они кричали и звали меня, я больше не показался. Но, однако, я ведь не обещал оставить мальчика без присмотра. Я за ним следил внимательно, очень внимательно! Когда мальчик узнал, что они вынудили меня сделать, он высказал им все, что думает по этому поводу, но они стали так целовать и суетиться вокруг него, что в конце концов (я не виню его, ведь он был еще маленьким), он стал на все смотреть их глазами, называя себя злым и неблагодарным по отношению к ним. Потом они стали показывать ему новые представления, демонстрировать чудеса, лишь бы он перестал думать о земле и людях. Бедное человеческое сердце! Как он, бывало, кричал и звал меня, а я не мог ни ответить, ни даже дать ему знать, что я рядом!

-- Ни разу, ни разу? -- спросила Юна. -- Даже если ему было очень одиноко?

-- Он же не мог, -- ответил Дан, подумав. -- Ты ведь поклялся молотом Тора, что не будешь вмешиваться, да, Пак?

-- Да, молотом Тора! -- ответил Пак низким, неожиданно громким голосом, но тут же снова перешел на мягкий, каким он говорил всегда. -- А мальчик действительно загрустил от одиночества, когда перестал меня видеть. Он попытался учить все подряд -- учителя у него были хорошие -- но я видел, как время от времени он отрывал взор от больших черных книг и устремлял его вниз, в долину, к людям. Он стал учиться слагать песни -- и тут у него был хороший учитель, -- но и песни он пел, повернувшись к Холмам спиной, а лицом вниз, к людям. Я-то видел! Я сидел и горевал так близко, что кролик допрыгнул до меня одним прыжком. Затем он изучил начальную, среднюю и высшую магию. Он обещал леди Эсклермонд, что к людям не подойдет и близко, поэтому ему пришлось довольствоваться представлениями с созданными им образами, чтобы дать выход своим чувствам.

-- Какие еще представления? -- спросила Юна.

-- Да так, ребячье колдовство, как мы говорим. Я вам как-нибудь покажу. Оно некоторое время занимало его и никому не приносило особого вреда, разве что нескольким засидевшимся в кабаке пьяницам, которые возвращались домой поздней ночью. Но я-то знал, что все это значит, и следовал за ним неотступно, как горностай за кроликом. Нет, на свете не было больше таких хороших мальчиков! Я видел, как он шел след в след за сэром Хьюоном и леди Эсклермонд, не отступая в сторону ни на шаг, чтобы не угодить в борозду, проложенную Холодным Железом, или издали обходил давно посаженный ясень, потому что человек забыл возле него свой садовый нож или лопату, а в это самое время сердце его изо всех сил рвалось к людям. О славный мальчик! Те двое всегда прочили ему великое будущее, но в сердце у них не нашлось мужества позволить ему испытать свою судьбу. Мне передавали, что их уже многие предостерегали от возможных последствий, но они и слышать ничего не хотели. Поэтому и случилось то, что случилось.

Однажды теплой ночью я увидел, как мальчик бродил по холмам, объятый пламенем недовольства. Среди облаков одна за другой вспыхивали зарницы, в долину неслись какие-то тени, пока наконец все рощи внизу не наполнились визжащими и лающими охотничьими собаками, а все лесные тропинки, окутанные легким туманом, не оказались забитыми рыцарями в полном вооружении.