Холодное железо

Улыбка медленно поползла по лицу Пака.

-- Но при чем тут сандалии? -- спросила Юна, усевшись на ворота.

-- При том, что в них есть Холодное Железо, -- сказал Пак, примостившись там же. -- Я имею в виду гвозди в подметках. Это меняет дело.

-- Почему?

-- Неужели сами не чувствуете? Ведь вы не хотели бы теперь постоянно бегать босиком, как в прошлом году? Ведь не хотели бы, а?

-- Не-ет, пожалуй, не хотели бы все-то время. Понимаешь, я же становлюсь взрослой, -- сказала Юна.

-- Послушай, -- сказал Дан, -- ты же сам нам говорил в прошлом году -- помнишь, в театре? -- что не боишься Холодного Железа.

-- Я-то не боюсь. Но люди -- другое дело. Они подчиняются Холодному Железу. Ведь они с рождения живут рядом с железом, потому что оно есть в каждом доме, не так ли? Они соприкасаются с железом каждый день, а оно может либо возвысить человека, либо уничтожить его. Такова судьба всех смертных: ничего тут не поделаешь.

-- Я не совсем тебя понимаю, -- сказал Дан. -- Что ты имеешь в виду?

-- Я бы мог объяснить, но это займет много времени.

-- Ну-у, так до завтрака еще далеко, -- сказал Дан. -- И к тому же перед выходом мы заглянули в кладовку...

Он достал из кармана один большой ломоть хлеба, Юна -- другой, и они поделились с Паком.

-- Этот хлеб пекли в доме у маленьких Линденов, -- сказал Пак, запуская в него свои белые зубы. -- Узнаю руку миссис Винсей. -- Он ел, неторопливо прожевывая каждый кусок, совсем как старик Хобден, и, так же как и тот, не уронил ни единой крошки.

В окнах домика Линденов вспыхнуло солнце, и под безоблачным небом долина наполнилась покоем и теплом.

-- Хм... Холодное Железо, -- начал Пак. Дан и Юна с нетерпением ждали рассказа. -- Смертные, как называют людей Жители Холмов, относятся к железу легкомысленно. Они вешают подкову на дверь и забывают перевернуть ее задом наперед. Потом, рано или поздно, в дом проскальзывает кто-нибудь из Жителей Холмов, находит грудного младенца и...

-- О! Я знаю! -- воскликнула Юна. -- Он крадет его и вместо него подкладывает другого.

-- Никогда! -- твердо возразил Пак. -- Родители сами плохо заботятся о своем ребенке, а потом сваливают вину на кого-то. Отсюда и идут раговоры о похищенных и подброшенных детях. Не верьте им. Будь моя воля, я посадил бы таких родителей на телегу и погонял бы их как следует по ухабам.

-- Но ведь сейчас так не делают, -- сказала Юна.

-- Что не делают? Не гоняют или не относятся к ребенку плохо? Ну-у, знаешь. Некоторые люди совсем не меняются, как и земля. Жители Холмов никогда не проделывают такие штучки с подбрасыванием. Они входят в дом на цыпочках и шепотом, словно это шипит чайник, напевают спящему в нише камина ребенку то заклинание, то заговор. А позднее, когда ум ребенка созреет и раскроется, как почка, он станет вести себя не так, как все люди. Но самому человеку от этого лучше не будет. Я бы вообще запретил трогать младенцев. Так я однажды и заявил сэру Хьюону [*55].

-- А кто такой сэр Хьюон? -- спросил Дан, и Пак с немым удивлением повернулся к мальчику.

-- Сэр Хьюон из Бордо стал королем фей после Оберона. Когда-то он был храбрым рыцарем, но пропал по пути в Вавилон. Это было очень давно. Вы слышали шуточный стишок "Сколько миль до Вавилона?" [*56]

-- Еще бы! -- воскликнул Дан.

-- Так вот, сэр Хьюон был молод, когда он только появился. Но вернемся к младенцам, которых якобы подменяют. Я сказал как-то сэру Хьюону (утро тогда было такое же чудное, как и сегодня): "Если уж вам так хочется воздействовать и влиять на людей, а насколько я знаю, именно таково ваше желание, почему бы вам, заключив честную сделку, не взять к себе какого-нибудь грудного младенца и не воспитать его здесь, среди нас, вдали от Холодного Железа, как это делал в прежние времена король Оберон. Тогда вы могли бы предуготовить ребенку замечательную судьбу и потом послать обратно в мир людей".

"Что прошло, то миновало, -- ответил мне сэр Хьюон. -- Только мне кажется, что нам это не удастся. Во-первых, младенца надо взять так, чтобы не причинить зла ни ему самому, ни отцу, ни матери. Во-вторых, младенец должен родиться вдали от железа, то есть в таком доме, где нет и никогда не было ни одного железного кусочка. И наконец, в-третьих, его надо будет держать вдали от железа до тех самых пор, пока мы не позволим ему найти свою судьбу. Нет, все это очень не просто". Сэр Хьюон погрузился в размышления и поехал прочь. Он ведь раньше был человеком.

Как-то раз, накануне дня великого бога Одина [*57], я оказался на рынке Льюиса, где продавали рабов -- примерно так, как сейчас на Робертсбриджском рынке продают свиней. Единственное различие состояло в том, что у свиней кольцо было в носу, а у рабов -- на шее.

-- Какое еще кольцо? -- спросил Дан.

-- Кольцо из Холодного Железа, в четыре пальца шириной и один толщиной, похожее на кольцо для метания, но только с замком, защелкивающимся на шее. В нашей кузнице хозяева получали неплохой доход от продажи таких колец, они паковали их в дубовые опилки и рассылали по всей Старой Англии. И вот один фермер купил на этом рынке рабыню с младенцем. Для фермера ребенок был только лишней обузой, мешавшей его рабыне исполнять работу: перегонять скот.

-- Сам он был скотина! -- воскликнула Юна и ударила босой пяткой по воротам.

-- Фермер стал ругать торговца. Но тут женщина перебила его: "Это вовсе и не мой ребенок. Я взяла младенца у одной рабыни из нашей партии, бедняга вчера умерла".

"Тогда я отнесу его в церковь, -- сказал фермер. -- Пусть святая церковь сделает из него монаха, а мы спокойно отправимся домой".

Стояли сумерки. Фермер крадучись вошел в церковь и положил ребенка прямо на холодный пол. И когда он уходил, втянув голову в плечи, я дохнул холодом ему в спину, и с тех пор, я слышал, он не мог согреться ни у одного очага. Еще бы! Это и не удивительно! Потом я растормошил ребенка и со всех ног помчался с ним сюда, на Холмы.

Было раннее утро, и роса еще не успела обсохнуть. Наступал день Тора -- такой же день, как сегодня. Я положил ребенка на землю, а все Жители Холмов столпились вокруг и стали с любопытством его рассматривать.

"Ты все-таки принес дитя", -- сказал сэр Хьюон, разглядывая ребенка с чисто человеческим интересом.

"Да, -- ответил я, -- и желудок его пуст".

Ребенок прямо заходился от крика, требуя себе еды.

"Чей он?" -- спросил сэр Хьюон, когда наши женщины забрали младенца, чтобы покормить.