Кума Муравьиха

Кто она? Что значат ее слова:

«Отец мой — король, королева — матушка, а я, их дочка, — бедная старушка»?

И почему теперь она сказала: «Сперва мне надобно помолодеть»?

За доброту, за то, что не мешала никому, ее любили, но чего только не отдали бы соседки, чтобы разгадать ее тайну!

А следующей ночью ровно в полночь — ауиии! ауиии! — как ураган примчался людоед.

— Хочешь стать людоедшей? Да или нет?

— Нет!.. Да!.. Нет!..

От ужаса бедняжка сама не понимала, что говорит.

— Да или нет?

— Да, да! Но ты должен дать мне один месяц и один день.

— Месяц, день и час!

— И должен обещать мне, что все это время не прикоснешься к нежному мясцу мальчишек и девчонок, не пригубишь свежей крови юношей и девушек и вообще не прикоснешься к мясу.

— Обещаю.

— Мальчишек и девчонок, юношей и девушек

ты будешь приносить сюда, и... и в день свадьбы мы устроим пир.

— Ах! Славно! Ах, как славно!

Людоед — огромный, безобразный, волосатый, — выражая свою радость, делал всем телом такие странные движения, что кума Муравьиха не могла удержаться от смеха.

Но близился рассвет, и в страхе перед солнцем он поспешил убраться...

— Слышали, кума Муравьиха, какой вой стоял

ночью?

— Ничего не слышала, я крепко сплю.

— А что муженек, кума Муравьиха?

— Сперва мне надобно помолодеть.

— Все шутите, несмотря на беды!

В общем, ничего нельзя было понять у этой кумы Муравьихи. Чего только не отдали б соседки, лишь бы разгадать ее тайну! Стареет — время властно и над ней, — а собирается помолодеть!

И вот в очередную ночь — ауиии! ауиии! — явился людоед с тремя мальчишками, тремя девчонками, юношей и девушкой.

— Откармливай их хорошенько молоком и рисом, через месяц будут — пальчики оближешь.

— Я забыла главное: на свадьбу ты мне должен подарить серебряную прялку и золотое веретено, да золотой игольник, иглу из серебра, да серебряный ткацкий станок и золотой челнок.

— Это я мигом!

И в мгновенье ока — ауиии! ауиии! — он принес все, о чем она просила.

Днем соседки с изумлением увидели, что ку- с ма Муравьиха, как прежде, прядет у ворот '

дворца.

— Чудо что за прялка! Чудо что за веретено!

— Так, соседушки, безделицы! А они опять:

— Игольник — загляденье! Экий чудный челночок!

— Так, соседушки, безделицы!

— У вас в доме гости? Шумят, смеются...

— Кто хочет славного мальчишку или девочку — могу вам подарить.

— Кому нужны лишние рты? Все шутите, кума Муравьиха...

Как! Она детей к тому же дарит? Час от часу не легче! Чего только не отдали б они, чтобы найти разгадку ее тайны!

Наутро кума Муравьиха пряла у ворот и пела:

— Веретено, крутись, скачи...

Собралась вокруг нее детвора, глядят на чудную серебряную прялку, на прекрасное золотое веретено, разинув рты от восхищения.

— Расскажите сказку, кума Муравьиха!

— Будете тихо сидеть — расскажу.

— Тише воды, ниже травы, кума Муравьиха!

— Ну что ж... Жила-была однажды королевна — тщеславная, чванливая, непослушная, ревнивая, злая — бабушкино горе. И ничего-то не желала делать.

— Руки портить неохота!

— Не исправишься — придет людоед и проглотит тебя.

— Пусть приходит, когда вырасту, я стану его женой!

Бабушка была волшебницей — правда, доброй. Зельями и ворожбой она преобразила внучку так, чтобы людоед не смог ее узнать. А людоед, проведав, что болтала ветреница, рад-радехонек

жениться на прекрасной королевне, искал ее повсюду.

— И все?

— На сегодня все.

На следующее утро кума Муравьиха сидела у ворот и шила:

— Нитка-ниточка... —

и снова дети собрались вокруг и, разинув рты от восхищения, глядели на прекрасный золотой наперсток и на иглу из серебра.

— Вы не досказали сказку, кума Муравьиха.

— Тихо будете сидеть — продолжу.

— Тише воды, ниже травы, кума Муравьиха.

— Ну что ж... На чем мы, стало быть, остановились? Ах, да! На том, что людоед, рад-радехонек жениться на прекрасной королевне, искал ее повсюду и не находил. Бабушка решила наказать плохую внучку, сделать так, чтоб та исправилась. Превратив ее в старушку, отправила в далекие края, где никто ее не знал, льстя себя надеждой, что людоед ее там не найдет. И поскольку до конца заслуженного наказания оставались считанные месяцы, бабушка ей приготовила изумительный подарок...

— Какой же, кума Муравьиха?

— Это я скажу вам в следующий раз. Наутро кума Муравьиха сидела в воротах у

чедесного серебряного ткацкого станка с дивным челноком из золота и ткала:

— Челночок, летай, летай... —

само собою, снова в окружении детей, раскрывших рты от восхищения серебряным станочком и золотым челноком.

— А чем кончилась сказка, кума Муравьиха?

— Конца у моей сказки нет. Итак... На чем лее мы остановились? Ах, да! На изумительном подарке бабушки. По нему-то людоед королевну и узнал... И, возможно, ей придется выйти за него замуж...

— Нет! Нет! Пусть не выходит, кума Муравьиха!

— Но сказку изменить нельзя. Дети — в слезы, голосят:

— Нет! Нет! Пусть не выходит за него, кума Муравьиха!

Дети плачут и кричат, а мамы их смеются:

— Пусть будет, как они хотят, кума Муравьиха!

— Сказку изменить нельзя. Но если вы любите меня, охраняйте ночами мой дворец... и как услышите, что приближается... страшный ветер — ауиии! ауиии! — возьмитесь за руки, встаньте цепочкой от утла до угла и держитесь крепко-крепко... Тогда-то дети останутся довольны: людоед не женится на королевне.

С каждым днем кума Муравьиха делалась все более загадочной, все более непостижимой. Чего только не отдали б соседки, лишь бы узнать, кто же она на самом деле. Старшая из них сказала:

— Могу побиться об заклад, что тщеславная, чванливая, непослушная, ревнивая королевна, бабушкино горе, — она сама и есть.

— Да как лее! Как лее! Старушка, что столько лет не покладала рук с утра до вечера, обходилась хлебом с сыром или с луковкой и простой водой! Не молеет быть! Не может быть!

— Посмотрим!

И ночь за ночью они, бедняжки, взявшись за руки, с полуночи и до рассвета стерегли дворец кумы Муравьихи. И еженощно выл вдали, как

она сказала, страшный ветер. Ауиии! ауиии! — дул он и не смел приблизиться.

Никто не понимал, что значит это «ауиии! ауиии!». Одна только кума Муравьиха слышала не завывание, а слова:

— Верни мне хотя бы мальчишек и девчонок! Уже месяц не ел я человечьего мяса, больше не могу! Верни хотя бы юношу и девушку, целый месяц не пил я человечьей крови, больше не могу, ауиии! Ауиии!

Минул месяц, минул день, оставался час И до того, как он истек, на глазах соседок совершилось чудо. Пребывавшая в хорошем настроении, как прежде, кума Муравьиха, разговаривая с ними, смеясь и их смеша, вдруг стала уменьшаться, съеживаться, покрываться вся морщинами — казалось, ее колеа вот-вот отделится от тела и под ней окажется другое существо.