Сын Дадамыжа

Рассказывают люди, случилось однажды в старину, что вернулся некий князь из гостей и подъехал к коновязи, где ждали его слуги, чтобы помочь спешиться.

И вдруг — на тебе!—откуда ни возьмись взлетел перед самым носом князя на верхушку коновязи петух и пропел: — Ку-ка-ре-ку!

Слуги кругом суетятся, хлопочут: один уздечку схватил, другой стремя поддерживает, третий княжескую ногу из стремени вынимает… А князь медлит с коня слезать… «Что бы э;о значило? Как смел этот петух мне прямо в лицо кукарекать?»—думает князь. Выхватил он из-за пояса пистолет и убил дерзкого петуха. Петух свалился на землю, крыльями захлопал и затих. Спрыгнул тогда князь с коня, сам искры из глаз мечет, ногами топает.

— Скакуна моего к этой коновязи не привязывайте! Коновязь и петуха сожгите и пепел за аулом на берегу речки развейте по ветру! А потом всю землю вокруг коновязи на глубину двух локтей выкопайте и со двора вывезите! А потом арбу дочиста вымойте и наберите глины! А потом глину высыпьте в яму, поставьте новую коновязь и все кругом утрамбуйте катком! А как все сделаете, вокруг положите синие камни! Чтоб духу этого поганого петуха здесь не осталось!

Отдал князь такие дурацкие приказания, повернулся и пошел в дом. Слуги с ног сбились, кинулись выполнять. Князь обедал, князь почивал, а они трудились. Все сделали, даже двор подмели.

Вот вышел князь после сна на крыльцо, глянул по сторонам и молча обратно ушел.

Стали слуги между собой перешептываться, недовольство высказывать.

— Накажи его аллах! Он с жиру бесится, а у нас спины трещат!—шепнул один.

— Петух-то, бедняга, чем виноват? — шепнул другой.— За свое «ку-ка-ре-ку» жизни лишился…

— Это еще не все!— тихо сказал третий.— Видели, каким зверем князь смотрит? Того и гляди быть беде!

Ну, что на княжеском дворе случается, о том люди сразу узнают… Пошел слух про княжескую глупость по улицам и переулкам, по мельницам да просорушкам. Всюду, где люди соберутся, только о петухе и говорят да над князем посмеиваются.

Через дня три, а может, и больше, велел

князь оседлать коня и поехал погулять на берег речки, поглядеть на те места, где петушиный прах развеяли. Едет и вдруг слышит, запел кто-то на берегу, и далеко эта песня над водой разносится:

— С князем шутки не вздумай играть —

Князь без промаха бьет петухов!

Ку-ка-ре-ку!

Трепещи, петушиная рать!

Не собрать вам своих потрохов! Ку-ка-ре-ку!

Князь на стременах привстал, хлестнул копя, огляделся по сторонам: нет никого! Все камни на берегу речки князь обшарил, а певца так-таки и не нашел.

Уже стемнело, когда вернулся князь в аул.

Выбежали навстречу слуги, помогли спешиться, а у князя пламя пышет из глаз, не только ближних — дальних обжигает.

Как глянула княгиня в лицо мужу, сразу спросила:

— Что с тобой? Кто тебя разгневал? Князь ей рассказал без утайки, какую пес-

ню на речке услышал.

— Вот-вот!—рассердилась княгиня.— Сколько раз я тебе говорила — ты слишком разбаловал наших слуг. Из чужого аула петь никто не придет. Это свой пел!

— Когда же я их баловал?—оправдывался князь.— Да они одного взгляда моего боятся.

— Надо искать!— сказала княгиня.— Никуда этот горлопан от нас не денется!

И без того у князя сердце жгло, а княгиня еще масла подливала да всю ночь огонь раздувала. И всю ночь они вдвоем не спали, как вороны друг друга носами клевали. На рассвете начали перекликаться по всему аулу петухи:

— Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Бросились князь с княгиней к окну.

Вспомнил князь застреленного петуха, вспомнил ехидную песенку и вздохнул тяжело… Ну, день настал, вызвал князь своего управляющего, рассказал ему, как все было, и говорит:

— Сквозь землю этот певун провалиться не мог. Ищи! Ищи где хочешь!

А управляющему одному ведь не сыскать. Рассказал он всю эту историю своим трем помощникам. Эти трое—троим приятелям рассказали. Что из одних уст вышло — в сто ушей попало… Трижды обошла весь аул песня про петуха, и весь аул над князем хохотал.

Вызвал князь управляющего и давай из него воду выжимать.

— Болтун бессовестный!—орал князь,— Ты еще пуще меня опозорил!

— Что пользы кричать,— вмешалась княгиня.— То, что сказано между двумя, уже не тайна. Думай лучше, как делу помочь.

— Вот как!—воскликнул князь.—Соберем сход и объявим — пусть выдадут этого пев-ца. Кто его назовет, я того озолочу. А не выдадут— я с ними расправлюсь!.. Даю три дня.сро-ку,— приказал князь управителю.

Три дня прошло, но певца не нашли. Рассвирепел князь. Над аулом словно гром гремит. Кого словом бранным хлестнет, кого плетью огреет, на кого конем наедет. В куриный череп готов аул загнать, в тесный чувяк втиснуть. Превратил аул в роговой волчок и знай подхлестывает.

Прошло еще три дня, а может, и больше, кто знает… Вконец измучил князь людей, но все же не выдают они насмешника.

И вот как-то рано утром вбежал в княжеский двор веселый плечистый юноша в дырявой черкеске, вскочил на новую коновязь и запел во все горло, да так ясно каждое слово выговаривает, что на весь аул слышно:

— С князем шутки не вздумай играть —

Князь без промаха бьет петухов!

Ку-ка-ре-ку!

Трепещи, петушиная рать!

Не собрать вам своих потрохов.

Ку-ка-ре-ку!

Эй, князь, перестань народ терзать! Люди же ни в чем не виноваты. Эту песню про тебя я сложил — Гирпи, сын Дадамыжа!—крикнул юноша. Спрыгнул с коновязи и был таков.

Первой на голос Гирпи выбежала во двор княгиня.

— Держите! Хватайте! Не пускайте!— кричала она слугам, но те только делали вид, что ловят юношу, а сами и не думали.

Побежала княгиня к князю.

— Теперь мы знаем, кого надо искать,— говорит она.— Это сын Дадамыжа, а зовут его все Гирпи.

Стали они вспоминать и вспомнили наконец Дадамыжа. Был такой плотник в ауле. Когда строили княжеский дом, Дадамыж надорвался— тяжелые балки таскал — и помер… И жену Дадамыжа княгиня вспомнила. Она ее однажды больную послала на чердак, где висело сушеное мясо, а у той от слабости закружилась голова. Упала женщина с чердака и. убилась насмерть. А вот что после Дадамыжа сирота сын остался, об этом князь и княгиня слыхом не слыхивали.

А Гирпи, оказывается, рос себе, подрастал круглым сиротой: ни кола ни двора у него, где ночь застанет — там и дом. Люди его жалели. Кто

кусок лепешки даст, кто кукурузными галушками накормит, а кто просто приласкает. Так и вырос—удалец удальцом! Когда же вырос, приютила его в своей сакле бедная старушка вдова. От нее Гирпи узнал, как погибли его отец с матерью, и дал клятву поквитаться с князем.

— Так!—сказал князь, услышав от княгини новость. — Теперь злодей у нас в руках!