Звериное молоко

— закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!

Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.

Поутру спрашивает брат сестру:

— Каково тебе, сестрица?

— Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела.

Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом:

— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?

— Мне нужно твоего молока.

— Изволь, еще дам в придачу медвежонка.

Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне:

— Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока.

Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело.

— Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести.

Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.

Наутро опять царевич спрашивает:

— Каково тебе, сестрица?

— Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась.

Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом:

— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?

— Мне нужно твоего молока.

— Изволь, еще одного львенка в придачу дам.

Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне:

— Твой брат идет, львенка несет, — и стал выдумывать, как бы его уморить.

Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся.

— Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!

Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть.

— Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!

Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.

К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет.

— Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?

— Никакой, братец! — и стала его посылать на мельницу.

Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал:

— Видно, смерть моя близко!

Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет.

— Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!

Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул:

— Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!

— Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться.

Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает:

— Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла.

Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает:

— Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла.

Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит:

— Если б моя охота да ко времени подоспела!

Вот прибегает собака; он говорит:

— Ну, двоим смерть не страшна!

За той собакой и все прибежали.

Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит:

— Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу.