Иляна Косынзяна

В стародавние времена, когда ещё хаживал по свету седой как лунь Дед Мороз, жил-был царь, богатый, как царю и положено. И был у него сын по имени Йоница, по прозвищу Фэт-Фрумос*. Много утех у Йоницы: и хороводы он водить горазд, и музыкантов-лаутаров не прочь послушать, но дороже всего были молодцу добрые кони из отцовской конюшни.

Уж он и холил их, и лелеял, и на выгон водил, где клевер послаще.

А надо вам сказать, что нигде не рос такой клевер, как у большого озера. Называлось оно Чудо-озеро. Нет-нет да выходила из него то одна, то другая фея — людям показаться.

Вот раз вечером Йоница вместе с царским конюшим погнал лошадей на выгон к тому озеру.

Йоница лёг спать на бережку, а конюший остался за лошадьми смотреть. Вдруг как всколыхнётся вода в озере — и выходит на берег фея, распрекрасная девица, такой красоты на всём белом свете не сыщешь. Подходит она к Йонице, целует его и молвит:

* Фэт-Фрумос — добрый молодец, богатырь.

— Проснись, милый друг!

А Йоница спит — ничего не чует. Девица ну ну целовать его, слезы лить, а он спит богатырским сном - не шелохнётся.

Делать нечего — пришлось фее вернуться обратно в озеро.

Когда лошади напаслись вдоволь, конюший растолкал Йоницу, и они пустились в обратный путь. Дорогой конюший рассказал царскому сыну, как фея из озера выходила. Запечалился Йоница, досадно ему на себя стало.

На другой вечер снова повели они лошадей на выгон. Йоница порешил спать не ложиться, да сон-то ведь слаще мёда, против воли очи смыкает. Недаром говорят: и рать, и воеводу — всех повалил.

Вышла фея из озера, будила-будила Йоницу, не добудилась, заплакала и ушла в своё озеро. Конюший всё видел и диву давался, как это Йоница спит — ничего не чует.

А поутру рассказал ему про фею, как она над ним плакала-убивалась...

В третий раз повёл Йоница с конюшим лошадей в ночное к Чудо-озеру.

Ходит Йоница взад-вперёд по бережку, глядит во все глаза, поджидает свою фею, а её всё нет да нет. Дай, думает Йоница, прилягу на траву, так ждать сподручнее. Только прилёг, сон тут как тут, сморил молодца. Вышла фея из озера и ну его будить, ну целовать, ну обнимать. Спит Йоница — хоть из пушек пали. Тогда фея и говорит:

— Прости-прощай, милый друг. Больше я к тебе не приду. Сняла у Йоницы с пальца перстень, себе на руку надела, а свой

перстенёк — ему. И была такова.

Растолкал конюший Йоницу, так, мол, и так, говорит, опять ты фею прозевал. Йоница смотрит — у него на мизинце чужой перстенёк, на перстеньке слова: «Иляна Косынзяна, золотая коса, в косе цветы поют, девяти царствам покоя не дают».

Прочёл надпись Йоница — и тоже покой потерял. Вернулся он домой, раздал всё добро бедным, справил себе пару железных лаптей, взял стальной посох и пошёл по белу свету искать Иляну Косынзяну.

Перво-наперво завернул он к своему зятю, к мужу младшей сестры, и спрашивает:

— Не слыхал ли ты чего про Иляну Косынзяну?

— Слыхом не слыхал,— отвечает зять.

Отправился Йоница дальше, приходит ко второму зятю, к мужу средней сестры, и спрашивает, не слыхал ли тот про Иляну Косын-зяну.

— Сказки слыхал,— отвечает зять.— Про неё только в сказке и услышишь.

Делать нечего, привязал Йоница покрепче свои железные лапти и дальше пошёл. Сердце-то — лучший поводырь.

Вот приходит он к третьему зятю, мужу старшей сестры, и говорит:

— Много ты на своём веку повидал, может, знаешь и про Иляну Косынзяну?

— Не нашлось ещё до сей поры такого удальца, который бы в гостях у Иляны Косынзяны побывал,— отвечает зять.— В её царство и дороги-то нету, ни пройти, ни проехать. Ступай-ка ты лучше домой, нечего тебе бродить по свету, людей смешить.

Йоница язык прикусил, тоску в сердце затаил. Простился с зятем и снова в путь-дорогу пустился.

Шёл он, шёл горами высокими, долинами широкими, лесами тёмными, дорогами ровными. Кого ни встретит — сейчас про Иляну Косынзяну спрашивает, да все в ответ только плечами пожимают.

«На что мне жизнь без Иляны? — думает Йоница.— Буду идти, пока земля меня носит, пока солнышко на небе светит». Так плутает он по белу свету, и Иляна у него из головы не выходит. Иной раз чудится ему — вот она, перед ним. Наважденье, да и только.

Вот дошёл он до горы, за которую солнце вечером заходит. Стал на неё взбираться, видит — пещера. Вошёл в пещеру и пошёл всё глубже и глубже: ни одной живой души вокруг, только змеи шуршат да звери рыщут. А Йоница идёт как ни в чём не бывало, страха не знает.

И вот завидел он впереди свет, шагу прибавил, вышел на волю и видит: бежит быстрая речка, вода черней сажи, а на речке мельница работает, колёса так и мелькают — любо-