Негритенок пастушок

В те времена земли еще никому не принадлежали, на них не было ни изгородей, ни клейма хозяина, гаушо арканили разве животных – крупный рогатый скот, а на оленей и страусов никто даже внимания не обращал...

Жил в ту пору один помещик, у которого было несколько кожаных сумок, набитых унциями и добрами – старинными португальскими монетами; еще больше было у него серебра, но при этом был он очень скупым и очень, очень злым.

Никого не пускал он на ночлег, не одалживал прохожему коня; зимой в его доме даже уголька просить было бесполезно, и люди мерзли от холода и ветра, но знали, что двери его дома для них закрыты; летом в тени принадлежавших ему деревьев умбу укрывались от зноя лишь его телята и жеребята, и никто не смел испить воды из его колодца.

Зато, когда наставала пора полевых работ, ни один человек добровольно не приходил к нему на помощь; веселым сельским жителям неохота было иметь с ним дело: он ведь кормил своих работников только шурраско из мяса тощего бычка, непросеянной мукой да горькой травой кауна и не давал ни щепотки табаку... И каждый кусок он сопровождал такими жалобными причитаниями и так над ним трясся, словно с него сдирали кожу.

Прямо в глаза он смотрел только трем существам: своему сыну – то был молодой парень, назойливый как муха; своей гнедой лошади с черным хвостом, черной гривой и черными ногами – своему верному другу, и своему рабу, очень хорошему мальчику, черному как уголь, которого все звали Негритенком.

У него ни имени не было, ни крестного отца, ни крестной матери. Поэтому Негритенок считал своей крестной пресвятую деву – она крестная мать всем тем, у кого своей нет. Каждое утро Негритенок выводил гнедого скакуна, потом готовил мате, а по вечерам страдал от жестоких забав молодого хозяина, который его мучил и издевался над ним.

Однажды помещик, долго не соглашавшийся принять участие в скачках с одним из соседей (сосед хотел, чтобы ставка – определенная сумма денег – пошла в пользу бедных, но он – ни в какую! – деньги, дескать, должен получить хозяин победившей лошади), принял предложение. Договорились они так: расстояние тридцать куадр*, ставка – тысяча унций золотом.

* Куадра – мера длины, равная 132 м.

В назначенный день на конском ристалище собралось столько народу, сколько собирается на праздник какого-либо великого святого.

Разделившиеся на две группы гаушо не знали, кому из двух скакунов отдать предпочтение, до того хороши и быстроноги были обе лошади. О гнедом ходила слава, будто он так бежит, что догнать его может только ветер; так бежит, что слышен лишь топот копыт, но не видно, как они бьют о землю... А о сером все говорили, что, чем больше ристалище, тем упорнее он стремится к победе, и что он летит как стрела...

Заспорили, расстегнули свои гуайаки; один ставил сбрую, другой стада, третий необъезженных лошадей, четвертый платок.

– Ставлю на гнедого!

– Ставлю на серого!

Всадники делали первые заезды вольно, потом делали обязательные заезды, а о последнем заезде договаривались между собой, обмениваясь знаками.

Они вскочили на коней, отпустили поводья, плетки взлетели в воздух, и скакуны рванулись вперед, как ураган...

– На равных! На равных! – орали зрители, расположившиеся вдоль ристалища, где быстроногая пара мчалась с одинаковой скоростью, словно была запряжена в одну упряжку.

– Пресвятая богородица, моя крестная, спаси меня! – простонал Негритенок. – Если я проиграю, хозяин убьет меня! Но! Но! Но!

И опускал плеть на тавро, выжженное на коже гнедого.

– Выиграть бы ветряную мельницу для бедняков! – твердил свое второй всадник. – Но! Но! Но! И пришпоривал серого. Но добрые кони неслись с одинаковой скоростью, слов но запряженные в одну упряжку. Когда оставались последние метры, серый мчался ровным ходом, а гнедой – скачками... но все время шли они вровень, все время голова в голову.

До последней черты оставалось уже совсем немного, когда гнедой внезапно поднялся на дыбы и сделал крутой поворот, а серый промчался мимо и стал победителем! Скакавший без седла Негритенок был отличным наездником и удержался на коне.

– Нечестная игра! – завопил помещик.

– Нечестная игра! – вторили ему его партнеры. Гаушо разошлись во мнениях, и тут не один храбрец схватился за рукоятку кинжала или выхватил пистолет... Но старик судья, очевидец войны, которую вел Сепе Тиаражу – вождь племени гуарани, был отличным судьей, который повидал виды. Он покачал седой головой и произнес приговор так, чтобы всем было слышно:

– Все было по правилам! Проиграл гнедой, выиграл серый. Проигравший обязан платить. Лично я проиграл сто кобыл; тот, кто их выиграл, пусть возьмет их.