Овчи-Пирим

Жена Овчи-Пирима, которая, конечно, была ему ближе всех остальных, находила, что напротив, ее муж стал что-то уж слишком умен; она несколько раз наблюдала, как он что-то бормочет с их собакой, лошадью; а один раз она заметила даже вот что: их корова во время доения постоянно брыкалась и бодалась. Овчи-Пирим однажды что-то пробормотал ей и она с тех пор стала смирнехонькой и перестала бодаться и брыкаться.

Наконец, сильно бросалось в глаза то обстоятельство, что ничья собака не лаяла на Овчи-Пирима и они как будто его уважали.

Все это невольно поражало и приводило в какое-то недоумение всех знавших его, а тем более его жену. Она воспылала непреодолимым любопытством узнать, что все это значит, и где, наконец, муж ее пропадая те пятнадцать дней, когда его все считали умершим.

Овчи-Пирим же, со своей стороны, стал в высшей степени молчаливым, а главное, очень скрытным; на все попытки жены или родственников выведать у него что-нибудь он отвечал молчанием или отговаривался пустяками.

Однажды Овчи-Пирим отправил свое семейство в гости к родственникам в соседнюю деревню. Беременная его жена и двое детей сидели верхом на кобылице; последняя была тоже беременна и имела еще годовалого жеребенка, который бежал за ней.

Сам же Овчи-Пирим шел пешком возле них, ведя кобылицу под уздцы.

Жеребенок отстал от матери и, заржав, на лошадином языке попросил подождать, чтобы он мог ее догнать. Мать обернулась и, в свою очередь, заржав, ответила ему:

- Ах ты, ленивый мальчишка! Разве ты не видишь, что я, пожилая самка, несу целых пять душ, а ты

мальчик, -не можешь догнать меня!

Услышав этот упрек кобылицы своему жеребенку, Овчи-Пирим улыбнулся. Жена его, которая своими ястребиными глазами вечно следила за каждым взглядом мужа, заметив эту улыбку, уже не вытерпела и спросила, почему он улыбается.

Овчи-Пирим стал отшучиваться, но не тут-то было: с назойливостью навозной мухи, она пристала к нему и требовала, чтобы он непременно сказал ей, почему он улыбнулся, когда кобылица и жеребенок заржали.

Решив, что жена кое-о-чем догадывается, Овчи-Пирим объявил, что он никогда этого не скажет; уж лучше пусть она молчит и не задает ему подобных вопросов, если хочет и впредь пользоваться его расположением.

Со стороны Овчи-Пирима было вполне достаточно одного этого неосторожного отказа, чтобы довести любопытство своей жены до той степени, до которой способно дойти любопытство только одних женщин, для которых в таких случаях цель вполне оправдывает средства.

С тех пор Овчи-Пирим не знал уже более покоя от назойливых приставаний жены. И днем, и ночью, и во время обеда, и во время ужина, и даже во время намаза и омовения, она приставала к нему с просьбами, сопровождаемыми то слезами и рыданиями, то упреками и даже угрозой убить его:

- Скажи да скажи, почему ты улыбнулся, когда кобылица и жеребенок заржали?

Овчи-Пирим, наконец, объяснил ей, что он станет жертвой волков, если кому-либо скажет об этом; но она и слышать ничего не хотела и вовсе не верила мужу. Она думала, что это лишь предлог, чтобы заставить ее молчать; да наконец, где слыхано, чтобы волки пожирали того, кто выдает свои тайны жене?

Наконец, Овчи-Пириму стало невмоготу; он предпочел лучше умереть, чем жить с такой женой. Решив это, он сказал, что откроет ей свою тайну. Радости ее не было конца, и она с лихорадочным нетерпением торопила мужа объяснить ей, в чем дело. Овчи-Пирим, зная, наверное, что его скоро сожрут волки, занялся приготовлениями к своим поминкам.

У него была любимая собака, которая, узнав о намерении своего хозяина, стала сильно горевать, а петух на дворе со своими многочисленными женами предавался беззаботному веселью и, то-и-дело, любезничал с ними. Такая беззаботность и неуместная веселость петуха сильно оскорбили собаку, и она в сердцах заворчала на него:

 Бессовестный эгоист! Разве ты не видишь, что нашему дорогому хозяину недолго осталось жить? Неужели ты не можешь хоть ради этого прискорбного случая воздержаться немного и некоторое время не позволять себе таких непристойностей?

- Тоже, сказала!-ответил ей петух.-Ты видишь, у меня тридцать жен, и я их всех держу в повиновении, •ни одна из них не смеет при мне даже пикнуть, а у него-то, у хозяина нашего? Всего-на-всего одна жена, да и ту он не может держать в повиновении. Вольно же ему быть рабом жены и погибать из-за нее! Стану я за него печалиться и горевать! У тебя дело другое,- у тебя душа холопская, можешь горевать, сколько угодно! -кончил петух и продолжал по-прежнему беззаботно ухаживать за своими женами.

Овчи-Пирим стоял в это время недалеко и слышал весь этот разговор.