Волшебный хвост

У одного крестьянина было пятеро сыновей. Когда родился первый, он весело сказал:

— Назовем-ка его Хлебом, авось к добру! Когда второй на свет явился, крестьянин чуточку подумал, а потом смиренно произнес:

— Назовем его Винцом, авось к лучшему!

Минул год, и народился третий. Поглядел крестьянин на него — малыш был белокурый — и сказал:

— Этот появился уже с именем, он будет Маслом.

Четвертый уродился рыжий-рыжий, и отец, не долго думая, сказал:

— И этот уже с именем: пускай зовется Уксусом.

Когда свет увидел пятый сын, крестьянин воскликнул, усмехаясь:

— Не хватало только Чесночка! Так малыша и назвали.

И когда спустя немного лет умерла жена крестьянина, вдовец, бедняга, не замечая, как смешно это звучит, в горе восклицал:

— Как же будут жить теперь без мамы Хлеб, Винцо, Масло, Уксус и Чесночок?

О чем только не передумал он в первые дни, приводя в порядок свой домишко, одевая, моя и причесывая сыновей, из которых старшему едва исполнилось двенадцать, готовя им обед и тратя сбережения жены! Но когда они иссякли — что было ему делать? Не мог же он оставить сыновей одних и отправиться на заработки!

Наконец кормить ему их стало нечем. И однажды утром, взяв младших за руки, а остальных пустив вперед, он привел детей на вершину горы.

Те стали хныкать:

— Папа, есть охота! Папа, кушать!

В отчаянии, сам не ведая, что творит, крестьянин подобрал пять черных круглых камней и раздал детям:

— Хлеб, держи! Держи, Винцо! Масло, получай! Бери, Уксус! А это тебе, Чесночок!

И с изумлением увидел, что дети откусывают эти камни, жуют и с удовольствием глотают.

Тогда он наклонился, подобрал еще один и попробовал сам. Разжевал кусочек — вкус был странный, сладко-терпкий. Он уплел его до последней крошки.

Сыновья, устав с дороги и насытившись, тем временем уже растянулись на земле, подложив под голову руку, и сразу заснули.

Отец привел сюда детей, чтобы бросить их на произвол судьбы, поскольку нечем было их кормить, теперь же он решил запастись чудесными камнями, отнести домой и потом по мере надобности приходить сюда и пополнять запасы.

За неимением мешка он стянул с себя рубашку, завязал бечевкой рукава и ворот и начал наполнять ее камнями, выбирая те, что побольше.

Он уж собирался завязать ее наподобие меш- ка, как вдруг перед ним возник старик с белой бородой до колен и грозно вопросил:

— Кто тебе позволил?.. Здесь хозяин я! Высы- пай обратно и надевай рубашку!

— Сжальтесь хоть над этими детьми!

— Сжалиться? Да ведь они мертвы, окаменели! Ты разве не заметил?

Несчастный рвал на себе волосы, плакал, стоя на коленях перед сыновьями, тщился разбудить

их в надежде, что старик его просто напугал. И в горе выкликал их имена:

— Ах ты, Хлеб мой! Ах, мое Винцо! Ах ты, мое Масло! Ах ты, Уксус! Ах, мой Чесночок!

Старик расхохотался. Он взял за руки крестьянина и, крепко сжав их, повторял:

— Ну, спасибо! Вот спасибо! Полсотни лет я не смеялся, ну и потеха! Благодарю! Благодарю!

Он покатывался со смеху, хватаясь за бока, и в глазах его была такая радость, что он весь преобразился.

Крестьянин растерялся, а потом опять стал причитать:

— Ах ты, Хлеб мой! Ах, мое Винцо!

И тот, чье имя он называл, откликался, поднимая голову:

— Я здесь!

Старик сквозь смех сказал:

— Еще раз благодарствую! Ну вот, я всех тебе и воскресил!

Но у крестьянина, как он ни рад был видеть вокруг себя своих детей живыми и веселыми, сжалось сердце.

— А как же мне их прокормить?

— Об этом позабочусь я, — сказал старик. — Ты и не представляешь, до чего я тебе благодарен... Вообрази: полсотни лет — без единого смешка! Так мне отомстил один волшебник, враг мой. Дай-ка, дай я посмеюсь еще!

Захохотал Винцо, следом — Хлеб, потом другие, не зная сами почему; засмеялся и крестьянин — тоже не ведая причины. И все подобно старику подпрыгивали, притопывали, и казалось, никогда не успокоятся.

Старик сказал:

— Жди здесь, сейчас вернусь. И исчез.

Отец и сыновья с удивлением переглянулись. Больше всех был изумлен крестьянин, сообразивший, с кем имеет дело.

Оглянуться не успели, а старик уж тут как тут. В руках красивый черный конский хвост, который шевелился как живой. Он то изгибался, то хлестал направо и налево, будто отгоняя докучных мух, то, повиснув, медленно покачивался, но управляла им не стариковская рука.

— Вот мой подарок. Потребуется хлеб — тебе достаточно приложить его к пояснице твоего сына Хлеба. Он придет в пекарню и скажет: «Длинная Седая Борода желает десять, двадцать, тридцать булок!» И они дадут без лишних слов... Вино понадобится — хвост приложишь к пояснице сына, которого зовут Винцом. Он явится к виноторговцам: «Длинная Седая Борода желает два, три, четыре бочонка вина!» Те дадут, не пикнув... И так далее.

— А деньги?

— Их тебе придется зарабатывать. Для пропитания у вас с детьми будет все необходимое: хлеб, вино, масло, уксус, чеснок. Что до остального, ты снова примешься мотыжить, сеять, полоть, косить; и сыновьям твоим придется обучиться ремеслу. Когда хвост уже не станет приставать ни 1с чьей спине, это будет означать, что он утратил силу, и помни, будете повинны в этом вы. Ха! Ха! Ха!.. Хлеб и Винцо!..

Старик опять расхохотался, повторяя имена детей крестьянина. И крестьянин с сыновьями, передавая из рук в руки красивый конский хвост, который извивался как живой, тоже принялись смеяться, прыгать, топотать ногами.

Старик тем временем делался все более бесплотным, постепенно растворялся в воздухе,

превращаясь в облачко белесого тумана, и наконец совсем исчез.

Крестьянин снова взял за ручки малышей, а остальных пустил вперед. Хлеб возглавил шествие, держа, точно флаг, конский хвост, который извивался, хлестал направо и налево, повиснув, покачивался, изгибался вновь дугой, а четыре брата напевали марш и ритмично хлопали в ладоши.

Крестьянин захотел немедля испытать возможности хвоста: он опасался, что волшебник подшутил над ним. Позвал он сына:

— Хлеб! Иди сюда... повернись ко мне спиной, — и приложил ему к пояснице хвост.

Тот задвигался, как будто бы и впрямь принадлежал мальчишке.

— Пойди в соседнюю пекарню... Скажешь — так и так... Двадцать булок прямо из печи.

Хлеб пошел по улице, бахвалясь своим странным украшением. Дети, женщины и мужчины шли следом, дивясь и потешаясь.

— Хлеб! А, Хлеб!.. Да ты никак лошадкой стал? Кто-то бросился к нему, схватил хвост двумя

руками и что есть силы стал тянуть, но получил неведомо от кого такой пинок, что растянулся во весь рост и покатился по земле. Хлеб зашел в пекарню и сказал:

— Длинная Седая Борода желает двадцать булок прямо из печи.

Пекарь, как будто даже испугавшись, поспешно вручил их пареньку.