Вечер, проведённый в одной норвежской кухне

Но только он поднялся на Асмирерский холм, лошадь его вдруг стала, точно к месту приросла. Как Пер её ни бил, как ни стегал, лошадь — ни взад ни вперёд, будто её кто под уздцы схватил да и держит. Асмирерский холм — место нечистое, это всякий знает. Кого только духи не морочили на Асмирерском холме. Очнётся человек — и сам не знает, как он там оказался. И не помнит, что с ним было. Ведь правда, Берта? — снова обратился кузнец к Берте Туппенхаук.

— Истинная правда,— ответила старушка.— Уж если духи утащат кого на Асмирерский холм, тот человек ровно ничего не помнит...

— Вот я про то и говорю,— сказал кузнец.— Целую ночь Пер Саннум бился со своей лошадью, а сделать ничего не мог. Стала — и стоит. Хоть плачь! Наконец спешился он и отправился к Ингебрету — тот прямо на Асмирерском холме дом себе выстроил. «Будь другом,— просит Пер,— возьми горящую головешку и брось в лошадь».

А сам опять на спину ей вскочил.

Ингебрет рад стараться — размахнулся посильнее да и запустил головней в лошадь. Понеслась она как бешеная. Пер едва в седле удержался... А в город прискакала — упала и сразу издохла. Вот что духи могут сделать... Это мне сам Ингебрет рассказывал,— закончил кузнец.

— Помню, помню, и я слышала про это,— сказала Берта Туппенхаук.— Да по правде говоря, не поверила. Неужто Пер Саннум был так глуп, что не сообразил, как от духов избавиться!

— Наверно, Пер должен был посмотреть через узду? Да, бабушка Берта? — спросил один из мальчиков, хитро подмигивая брату.

— Разумеется,— ответила старая Берта.— Тогда он и увидел бы, кто держит его лошадь. А духи не любят показываться людям на глаза — сразу бы разбежались.

— А вот я слышал,— вмешался один из работников,— что Пер Саннум Гросто загнал свою лошадь. Да и не кормил её. Вот она и сдохла.

Но такое простое и понятное объяснение никому не понравилось, поэтому не удивительно, что никто не обратил на него внимания.

— Говорят, духи любят ещё на мельницах жить,— сказал другой работник.— У нас в округе мельник один был, так у него мельница каждый год горела — и всегда в один и тот же день. И вот случилось, что однажды, как раз накануне этого самого дня, у мельника работал портной — шил ему и его жене новое платье.

— Неужто и в этом году духи мне мельницу спалят,— сокрушается мельник.

А портной ему и говорит:

— Дай мне ключ и позволь переночевать на мельнице. Я этих духов мигом разгоню.

Мельник и рад. Дал портному ключ, и отправился тот на мельницу,— она только-только отстроена была.

Начертил портной на полу круг, а сам сел в середине. Теперь хоть сам чёрт приходи — ему нечего бояться! За круг никакая нечистая сила не переступит.

И что же вы думаете? В полночь дверь вдруг распахнулась и на мельницу ворвалась целая туча чёрных кошек. Поставили они на очаг большой котёл и развели под ним огонь. Скоро в котле что-то заклокотало, закипело, а на мельнице запахло горячей смолой.

«Ах, вот оно что! — подумал портной.— Вот они что затеяли!» И верно. Видит он, одна кошка уже протянула лапу, чтобы опрокинуть котёл с кипящей смолой.

Тут портной возьми да скажи:

— Берегись, кошка, обожжёшься!

— Портной говорит: «Берегись, кошка, обожжёшься! — закричала кошка другим кошкам, и все они бросились скакать около портного. А через круг ни одна не смеет перескочить. Попрыгали они, попрыгали, и опять та — первая — кошка стала к котлу подбираться, опять норовит его опрокинуть.

— Берегись, кошка, обожжёшься! — сказал портной.

— Портной говорит: «Берегись, кошка, обожжёшься!»—закричала кошка другим кошкам. И снова все они принялись плясать, и скакать, и визжать. Мелькают они перед портным, крутятся всё быстрее и быстрее, так что у портного всё перед глазами поплыло. И .видит он, словно в тумане, что одна кошка так и ловчит цапнуть его когтями, так и суёт лапу через очерченный круг. Ну, тут уж портной не стал больше ждать. Вытащил из кармана свои портновские ножницы да и отхватил кошке лапу. Завизжала она диким голосом, и другие кошки завизжали, завыли, закричали. Потом бросились в дверь и — как не бывало их. А портной спокойно улёгся в своем кругу и проспал до полудня. Выспался хорошенько и вернулся в дом мельника.

Тот не знает, как его благодарить.

— Спасибо тебе,— говорит,— уж такое спасибо! Спас ты мне нынче мельницу!

А мельничиха молчит, лежит на лавке,— лицо белое как мел, одеялом до подбородка укрылась, точно её трясет озноб.

Стал портной с ними прощаться. Мельник его обнимает, чуть не целует, а мельничиха протянула ему левую руку, а правую ещё глубже под одеяло спрятала... Вот какие дела бывают...

— Значит, мельничиха сама и была ведьмой? — спросил один из мальчиков.

— Выходит, что так...

В это время открылась дверь, что вела из кухни в сени, и вошла скотница Стина с ведром молока.

— Уж не знаю, хозяйка, как мне быть,— сказала она.— Коровам сено нужно, а конюхи не дают даже охапки взять с сеновала.

— Да неужто ты не знаешь, что надо сделать,— сказал старший мальчик звонким весёлым голосом.— Свари кисель из кислого молока и поставь в стойло, в четверг вечером, под ясли. Придёт домовой, поест твоего киселя и поможет тебе унести сено так, что ни один конюх не увидит. Верно, бабушка Берта?

Старая Берта с самым серьёзным видом кивнула головой, а скотница, тоже не догадываясь, что над ней посмеиваются, сказала:

— Да, хорошо, если бы у нас в доме был домовой! Только здесь я ни разу его не видела. Не то что в Нессе, когда я служила у капитана.

— Ах, расскажи, расскажи, как это было,— стали просить её дети.

— Ну, слушайте. Было это воскресным вечером. Кучер наш торопился к своей невесте и попросил меня накормить лошадей. Я и согласилась. Дала овса сначала двум рабочим лошадям, а потом подошла к Гнедко — так звали коня, на котором наш капитан верхом ездил. Вот тут-то он и свалился мне на руки.

— Кто? Гнедко? — засмеялись кругом.

— Да не Гнедко! Домовой! Вот кто! Я потом сказала кучеру, что Гнедко некормленый остался, а кучер и говорит: «Ну, про Гнедко не беспокойся. За ним сам домовой ходит - и кормит егог и поит». Домовые, если им еду выставлять и обходиться с ними ласково, очень услужливые. Это уж известно.

— А какой он был из себя, этот домовой? — спросила хозяйка.

Но скотница только плечами пожала.

— Ну, где там рассмотреть его! В конюшне темно. Да и вечер был вроде сегодняшнего. Я только и приметила — два глаза как уголья горят и сам весь шерстью оброс.

— Так это кошка была! — дружно закричали мальчики.

— Как бы не так! Кошка! — презрительно сказала скотница.

— А по-моему, люди много всякого вздора несут,— важно сказал кузнец.— Видеть-то не видели ничего, а говорят...